— Джастон, нет никакой необходимости кланяться и пресмыкаться перед этим... буффоном, — строго крикнула ему в спину Мишель.
Но мужчины уже ушли, сопровождаемые Фардайлом, а Мишель зло усмехнулась им в спины.
— Мужчины... — процедила она сквозь зубы и, громко вздохнув, повернулась к девушке. — Надо поспать, сколько удастся. Завтра нас ждет тяжелый день.
Елена кивнула. Она только удивилась бы, узнай о том, что день предстоит легкий.
Мишель помогла ей раскатать походные тюфяки в углу единственной комнаты Джастона, которая, надо сказать, ей решительно не понравилась. Стены покосились, грозя обрушиться, а занавеска на единственном окне висела грязная и рваная.
— Когда-то у нас был дом получше, — печально пробормотала она. — А он ничуть не научился заботиться о себе с тех пор, как мы виделись в последний раз.
— Но почему? — Этот вопрос поразил Мишель, словно она и не подозревала, что сейчас говорила вслух.
— Боюсь, в этом немало моей вины, — вздохнула она, садясь поближе к девушке. — До тех пор я никогда не пыталась добраться до ведьмы. А он был такой отважный ходок по болотам, полный гордости и насмешек, и мое самолюбие... Его шрамы... — Она, как слепая, провела рукой по лицу. — ...должны были быть моими. Он спас меня, пожертвовав собой, подставив себя ядовитым челюстям короля гадюк. — Мишель низко опустила лицо. — Я притащила его сюда, в Сухую Воду и помогала лечить... Но какая-то часть души умерла в нем.
Елена застыла с подушкой в руке.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я видела, как он смотрел на болота. Он привык любить их, как мужчина любит женщину. Он знал все секреты, тайные тропы, животных. Он показывал мне такое, от чего замирало в груди дыхание: радужные водопады, горящие серебром, горячие источники, в которых расслаблялось тело и возвращалось здоровье, болота, где мох рос так плотно, что по нему легко было идти... А однажды вон на той постели мы даже... — Она оборвала себя, вспомнив, с кем говорит. — Но теперь болота изуродовали его, болота лишили его мужественности. А причиной этому — страх. Болотник никогда не сможет быть настоящим болотником, если тот образ жизни, который он ведет, пугает его.
Елена вспомнила, как потемнело лицо юноши при звуках какого-то большого болотного зверя, как в печальных глазах блеснул страх.
— Но почему он просто не уйдет отсюда?
Мишель пожала плечами.
— Я думаю, из-за шрамов. Ведь раньше он был очень красив. — Женщина увидела недоверие в глазах Елены. — Да-да, безумно красив. А теперь эти шрамы искромсали не только его лицо, но и душу. И он прячется здесь, боясь и вернуться в долины — и остаться.
Девушка задумалась над ее словами.
— Но тогда сможет ли он провести нас к ведьме? Может, лучше найти проводника поуверенней?
— Нет. Он выбран ведьмой, равно, как и ты. И ему самому нужно проделать этот путь. — Мишель отвернулась. — Все, пора отдыхать. Будет еще полно времени наговориться.
Девушка не стала спорить. Она скинула сапоги и легла на спину рядом с Мишель, думая обо всем, что узнала в сегодняшний день. Над головой сквозь прореху в крыше виднелся туман, луна и звезды казались призраками, а к северу их, отрезанных высокой стеной Стебля, и вообще было не видно. Где-то далеко жидким серебром сверкал водопад на черном теле скал, и девушка долго гадала, тот ли это водопад, около которого она стояла этим утром. Вдруг туманная завеса приподнялась, и мягко светящаяся арка лунного света пересекла мутную зыбь.
Мишель, должно быть, услышала восторженный вздох Елены.
— Это лунная радуга, — объяснила она. — Как я уже говорила, в болотах есть своя красота, внутренние богатства, которые прячутся даже среди ядовитых трясин.
Девушка ничего не ответила — она понимала, что тетушка Ми говорит вовсе не о лунной радуге.
26
Эррил был на ногах задолго до того, как зарозовело на востоке. В принципе, он и вообще не спал. Вернувшись после осмотра лодки Джастона, он пробрался на свой тюфяк, весьма довольный тем, как подготовился к путешествию их странный проводник. Но сон все равно бежал от него. Он лежал и глядел на поднимающиеся туманы, на луну и слушал несмолкающую песню болот.