Буря Жнеца. Том 2

Хозяин уличного кабачка появился из затененной ниши, служившей одновременно кухней и складом, и захромал к нему с очередной пыльной бутылью синецветского на щербатом подносе. Ошеломление еще не исчезло из взгляда старика, а его движения – он поставил бутыль на столик перед Вениттом Сатадом и с поклоном удалился, – казались слегка нескоординированными, словно у пьяного.

Те несколько человек, что рискнули украдкой появиться этим утром на рыночной площади, неизменно прерывали свой путь, чтобы уставиться на Венитта. Он понимал – дело не в том, что его фигура представляет собой торжественное или чем-то запоминающееся зрелище. Просто слуга Раутоса Хиванара, который сидел здесь сперва за легким завтраком, а теперь потягивая дорогое вино, являл картину гражданского мира и спокойствия. А подобная картина сейчас не могла не поражать и не тревожить переживших вчерашний хаос, словно будучи еще одним вариантом безумия.

Начало беспорядков было окутано сотнями всевозможных версий. Арест ростовщика. Слишком большой счет, выставленный посетителю таверны, и разразившийся из-за него скандал. Внезапные перебои в поставке то ли того, то ли этого. Избившие кого-то два соглядатая из Патриотистов, на которых накинулось человек двадцать свидетелей насилия. Возможно, не произошло ничего из перечисленного; возможно, все сразу.

Бунт уничтожил добрую половину рынка в этой части города. Затем перекинулся в трущобы к северо-западу от гавани – где, если судить по клубам дыма, так до сих пор и продолжался.

Гарнизон высыпал на улицы и приступил к кампании жестокого усмирения – поначалу лупили всех без разбору, но в конце концов ярость атак сосредоточилась на беднейших слоях населения Дрена. В прошлом бедняки, привыкшие к роли жертв, обычно утихомиривались, стоило разбить десяток-другой черепов. Но не в этот раз. Их терпение иссякло, и они дали отпор.

В утреннем воздухе, как явственно ощущал Венитт Сатад, пахло ужасом – острее, чем дымом, смрадней, чем несло от груд окровавленного тряпья, возможно, содержащих и клочья человеческого мяса. Ужасом стражников, вопящих, получив смертельную рану, ужасом бронированных громил, которых озверевшая толпа зажала в угол и рвет на части. Наконец, ужасом позорного отступления, загнавшего гарнизон обратно в казармы.

Конечно же, им не хватило людей. Слишком многие ушли вместе с Биватт против оул’данов. И, конечно же, их подвела наглость, подкрепленная успешным опытом многих столетий. Наглость не позволила им вовремя понять, что происходит и что еще произойдет.

Венитт Сатад не преминул отметить одну подробность происшедшего, которая саднила сейчас, словно воспалившаяся заноза, и которую не удавалось смыть никаким вином. Она заключалась в том, чтó случилось с находившимися в городе тисте эдур.

Ничего.

Толпы обходили их стороной. Невероятным, необъяснимым образом. И пугающим

.

Вместо этого вопящая толпа в полтысячи горожан штурмовала поместье Летура Аникта. Разумеется, личная охрана управителя, вся до единого человека, состояла из элитных бойцов – вербовавшихся из каждой летерийской роты, которая когда-либо квартировала в Дрене, – так что толпа была отброшена. Поговаривали, что у стен усадьбы остались горы трупов.

Летур Аникт вернулся в Дрен двумя днями раньше, и Венитт Сатад подозревал, что управитель оказался готов к разразившемуся хаосу ничуть не лучше гарнизона. В отсутствие наместника Брола Хандара Летур управлял как городом, так и окружающей его областью. Доклады, полученные им по возвращении от агентов, надо полагать, изобиловали всевозможными опасениями, но вот подробностей в них не хватало – а Летур Аникт такой информации терпеть не мог и, как следствие, не принял их во внимание. Кроме того, о подобных вещах должны были бы позаботиться Патриотисты, ведшие непрерывную кампанию устрашения. Всего-то и нужно – несколько дополнительных арестов, парочка демонстративных исчезновений, ну и конфискации, куда без них.

Разумеется, Раутос Хиванар, его хозяин, видел признаки надвигающегося хаоса. Тиранический контроль над ситуацией основан на целом множестве разнообразнейших факторов в диапазоне от тонкой психологии и до откровенного садизма. Чтобы успешно создать и поддерживать иллюзию всезнающей власти, требуется ощущение, что она проникает повсюду. Куратор Карос Инвиктад тоже, надо полагать, это чувствовал. Вот только бандит в красных шелках, судя по всему, так и не понял, что у всего есть границы и что если их пересечь – непрерывно увеличивая жестокость, подогревая в людях паранойю, страх и все возрастающую неуверенность, – то иллюзия попросту разрушится.

В какой-то момент, несмотря на все репрессии, население поймет наконец, сколь огромна его сила. Обездоленные, должники, выдоенный до предела средний класс – иными словами, мириады жертв. Контроль – лишь фокус, основанный на ловкости рук, против сотен тысяч отказывающихся подчиняться граждан у него нет ни единого шанса. И вот, похоже, зверь угодил-таки в ловушку.