Не успели они пройти по коридору и пяти шагов, как из бокового прохода справа появились какие-то фигуры. И снова началась резня.
Битум первым увидел шедшего впереди старика, или пусть даже не первым, но выстрелил-то он точно раньше всех. Стрела вошла ему в голову сбоку, точно посередине левого виска. Все, что внутри, выплеснулось с противоположной стороны.
Потом в него ударили еще стрелы, по меньшей мере две, тощее, но богато разодетое тело развернуло, и он рухнул.
Кучка стражников, сопровождавших старика, отшатнулась – двое тоже получили по стреле, – Битум уже бежал вперед, размахивая мечом и выставив щит. Столкнулся с Кораббом, который делал то же самое, и выругался – тот сумел протиснуться перед ним.
Битум замахнулся мечом, почувствовав внезапное всепоглощающее желание шарахнуть им ублюдка по башке, – но нет, оставим это для врагов…
Которые пятились вдоль коридора, бросая на пол оружие.
– Худа ради! – заорал Быстрый Бен, дернув Битума за плечо, чтобы его опередить, и следом отшвырнув в сторону Корабба. – Они же сдаются, так вас растак! Хватит уже убивать всех направо и налево.
Женский голос из кучки летерийцев тоже выкрикнул по-малазански:
– Мы сдаемся! Не убивайте нас!
Голос наконец-то заставил всех остановиться.
Битум развернулся и посмотрел на Скрипача – как и остальные.
Чуть помедлив, сержант кивнул:
– Хорошо, берем их в плен. И пусть наконец покажут дорогу в тронный зал.
Улыбка подбежала к трупу старика и принялась стаскивать с его пальцев яркие перстни.
Вперед выступил летерийский офицер с поднятыми руками:
– В тронном зале никого нет. Император мертв, его тело на арене…
– Тогда отведите нас туда, – потребовал Быстрый Бен, бросив на Скрипача яростный взгляд. – Я сам хочу убедиться.
Офицер кивнул.
– Мы только что оттуда, но как вам будет угодно.
Скрипач сделал взводу знак двигаться вперед, хмуро взглянул на Улыбку:
– Это потом, солдат…
Та оскалилась, словно собака, у которой отнимают добычу, потом выхватила большой нож и двумя резкими ударами отсекла старику богато украшенные ладошки.
Трулл Сэнгар ступил на песок арены, не отводя глаз от тела, лежащего с противоположной стороны. Монеты тускло блестят, голова запрокинута. Он медленно двинулся вперед.
В коридорах и палатах Вечного дома бушевал хаос. Родителей можно будет разыскать потом, тем более что их здесь скорее всего и нет. Они ушли вместе с остальными тисте эдур. Вернулись на север. На родину. И, таким образом, в конце концов своего младшего сына, Рулада, покинули даже они.
Он подошел к Руладу и опустился на колени. Положил копье. Руки нет, а вместе с ней и меча.
Он взял в ладони голову брата. Тяжелая, лица почти не узнать – столько на нем шрамов, так оно искажено болью. Он положил голову себе на колени.
Он тогда попытался в последний раз воззвать к рассудку своего младшего брата, к тому, кем он был раньше. До того, как все случилось. До того, как в порыве неблагоразумной, хотя и вполне объяснимой ярости он на ледяных полях схватил меч.
А Рулад, в очередной раз поддавшись слабости, приказал его
Трулл вернулся, чтобы простить его. В сердце Трулла непрерывно звучал крик, с которым он, казалось, прожил целую вечность.
Разумеется, ответа не будет. Навеки неподвижное, навеки пустое лицо ничего уже не скажет. Трулл опоздал. Опоздал простить и опоздал получить прощение.
Он подумал – неужели Сэрен знала, или хотя бы догадывалась, что его здесь ждет?
При мысли о ней у него перехватило дыхание. Он и не знал, что возможна такая любовь. Сейчас, пусть даже вокруг лишь прах, будущее распускалось перед ним сказочным цветком, источающим невероятный аромат.
Кинжал ударил его под левую лопатку и дошел до сердца.
Глаза Трулла расширились от внезапной боли, внезапного изумления, он почувствовал, что голова Рулада падает с колен, выскальзывает из рук, лишившихся всей силы.