– Во время войн с яггутами пало много т’лан имассов. Тех, кто не мог покинуть убитое тело, бросали, ибо они не справились. В редких случаях падшим везло: их бессмертному взору открывались просторы, а не темная земля. Однако тех т’лан имассов, которых уничтожили, ждало забвение. Полное прекращение существования. Среди нас это считалось наивысшим даром.
Вал отвел взгляд. Проклятые т’лан имассы умели разбивать сердца – в прямом и переносном смысле.
– Возможно, – продолжала Эмрот, – некоторые нашли не просто забвение. Они оказались в загробном мире яггутов, в их царстве мертвых. А это место не знало ни войны ни даже, пожалуй, самого Ритуала.
– Что значит «не знало войны»? Это же загробный мир яггутов – значит, тут должны обитать их призраки, их души.
– Яггуты не верят в существование душ, Призрак.
Вал не верил своим ушам.
– Но это же… бред. Если душ не существует, то, во имя Худа, как я здесь оказался?
– Сдается мне, – ответила Эмрот хрипло и сухо, – что проявление воли работает в обе стороны.
– То есть своим неверием они лишили себя душ?..
– Вердит’анат был сотворен давным-давно. Возможно, первым душам умерших яггутов тут не понравилось. Создать царство мертвых – это проявление воли в самом прямом смысле, и все же конечный итог не всегда соответствует желаниям. Однако для каждого мира находятся… обитатели. Будучи созданным, мир соединяется с другими посредством мостов, врат, порталов. Пускай яггутам здесь и не понравилось, нашлись другие, кому понравилось.
– Например, твоим родичам т’лан имассам.
– В ледниковые эпохи, которые постигли мой народ, – сказала Эмрот, – посреди снегов оставались уголки плодородной земли, которые не желали замерзать. Вот в этих уголках, Призрак, имассы сохранили свои исконные обычаи. У них были леса, иногда тундровые, и всегда – знакомые звери. Такие места мы называли «Фарл вед тэн ара», или «убежищами».
Вал рассматривал поросшие лесом холмы.
– То есть там живут имассы.
– Думаю, что да.
– Ты намерена разыскать их, Эмрот?
– Да. Я должна.
– А как же твой новый бог?
– Если собираешься уничтожить меня, Призрак, то давай. – И с этими словами она направилась в сторону Убежища.
Вал поднялся, переложил «ругань» в правую руку и прикинул расстояние.
«Ругань» вернулась в его левую руку.
Вал отвел руку назад, замахнулся и швырнул «ругань» вперед. Быстро проследив траекторию полета, он по привычке бросился вбок, на землю…
Та двинулась ему навстречу, камень больно ударил о подбородок. Столкновение, конечно, оглушило Вала, и он какое-то время тряс головой, сплевывая кровь из прокушенного языка. Левую руку и почти всю левую ногу оторвало. Снег и пыль оседали, мерцая на солнце, будто волшебная пыльца. Мелкие камешки и комочки мерзлой земли сыпались сверху и раскатывались в сторону.
Он снова сплюнул кровь, потрогал подбородок целой рукой и нащупал там глубокую рану, в которую набился щебень. Он нахмурился и отогнал прочь неприятные подробности. Кровь исчезла, язык снова цел и готов к беседе. Подбородок – гладкий, безо всяких ран, только шершавый от щетины. Левая нога и рука на месте.
Сапер поднялся на ноги.
Воронка оказалась нормальных размеров и глубины. Разметав в стороны лед и снег, она обнажила землю. Та блестела от талой воды и дымилась. Тут и там валялись куски Эмрот, но немного. От «ругани» вообще мало что остается.
– Из нас двоих самым чувствительным всегда был Скрип, – прошептал Вал.
Через тридцать – тридцать пять шагов сапер дошел до участка буйно растущей травы. Там он увидел еще один кусок тела Эмрот. Посмотрел на него. Медленно обернулся и взглянула туда, откуда пришел, на пограничные земли между льдом и землей.
«Фарл вед тэн ара». И правда Убежище.
– Вот дерьмо, – пробормотал он.
А хуже всего, чтó она рассказала ему.