Бурный финиш

– Билли, скорее всего, уже выгрузил то, что доставил в сетке, – сказал я, – хотя я, конечно, вернусь и...

– Нет, – горячо перебила меня Габриэлла. – Не ищи. Именно это, наверное, и сделал Саймон. Обнаружил деньги. А Билли увидел.

– Наверное, так оно и случилось. А в тот раз полетели еще двое конюхов, которых я ранее не встречал. Где-то в полете Саймон обнаружил то, на что я не обращал внимания. Как это случилось, что он потом сделал? Может, потому, что там оказался один лишний человек, может, потому, что Билли не удалось отвлечь его внимание теми способами, что сработали в моем случае, а может, из-за их личных взаимоотношений, о чем мне не было известно. Так или иначе, Саймон понял, чем занимается Билли, и Билли это тоже понял. Саймон, наверное, вспомнил в конце полета, что Баллард и Питерс исчезли безвозвратно и что у него нет возможности посадить Билли, юного подонка с револьвером, в тюрьму. Саймон смог улучить несколько минут в туалете. Карандаша под рукой не оказалось. Только булавки и флакон, который я вручил ему в офисе авиакомпании. Флакон с именем Габриэллы, о существовании которой Билли и не подозревал. Таблетки – в унитаз! Банкнот и бумажку со странным посланием – во флакон. Сделал это и ушел навсегда!

– Только, пожалуйста, не копайся в сене, – еще раз повторила Габриэлла.

– Нет, нет, – согласился я. – Лучше пусть это сделает официальное лицо в следующий раз, когда полетит Билли.

Габриэлла облегченно вздохнула:

– Мне бы очень не хотелось, чтобы ты исчез.

– Этого не будет, – успокоил ее я. – Большую часть пути я проведу в обществе Патрика и человека, который купил куклу. А потом, когда мы прилетим, я тебе позвоню, чтобы ты не волновалась. Устраивает?

– Это будет здорово, – отозвалась Габриэлла. – Я сразу перестану волноваться.

– Лучше и не начинай, – сказал я. – Все будет отлично. Боги Древнего Рима, наверное, хохотали до упаду, слушая наши рассуждения.

Глава 12

Мы прошли через булочную и оказались на улице. Я понял, что придется очень постараться, чтобы не опоздать.

– Нам надо взять такси, – сказал я.

Габриэлла покачала головой:

– Здесь его не поймать. Лучше доехать на трамвае до центра, а там уже сесть в такси.

– Ладно, – согласился я. – Трамвай или такси – неважно. Поедем на том, что придет раньше.

Трамваи ходили по большому проспекту, на который выходил этот тихий переулок. Мы прибавили ходу.

– Я и не подозревала, что уже так поздно, – сказала Габриэлла, увидев уличные часы, обе стрелки которых показывали на северо-восток.

– И эти еще отстают, – сказал я. – Сейчас четверть.

На проспекте показался длинный зелено-кремовый трамвай.

– Бежим! – крикнула Габриэлла. – Остановка за углом. Надо успеть.

Мы побежали, держась за руки. До угла оставалось шагов десять, не больше.

Внезапно Габриэлла вскрикнула и споткнулась. Я дернул ее за руку, она прижалась ко мне. Вдруг я почувствовал острую боль в боку. Мы оба упали на мостовую – я первым, чтобы уберечь ее от удара.

Двое-трое прохожих остановились, стали помогать нам подняться. Но Габриэлла лежала неподвижно. Я увидел маленькую дырочку на спине ее пальто, почти по центру. Цепенея, я опустился на колени рядом с ней. Затем я засунул левую руку внутрь пиджака, дотронулся до пылающего правого бока, а когда снова вынул руку, она была вся в крови.

– Нет, – только и произнес я. – Нет...

Склонившись над Габриэллой, я перевернул ее на спину, взял на руки. Глаза ее были открыты. Они остановились на мне.

– Генри, – прошептала она. – Я... не могу дышать.

Вокруг нас уже собралась небольшая толпа. Я отчаянно вглядывался в их озадаченные лица.

– Доктор, – сказал я. – Медико! – Нет, это кажется, по-испански.

– Si, si, – сказал мальчик, стоявший у моего локтя. – Undottore7.

В толпе возникли шевеление и переговоры. Я понял только одно слово «Inglese», англичанин, говорили они, и я кивнул. Я осторожно распахнул коричневое замшевое пальто Габриэллы. В правой части была большая рваная дыра с темными краями. Черное платье было мокрым от крови. Я неистово замахал рукой, чтобы собравшиеся отошли, и они в самом деле отодвинулись на шаг.

Женщина, по виду мать семейства, вытащила из сумочки ножницы и присела с другого бока Габриэллы. Жестом она попросила меня снова распахнуть пальто девушки и, когда я это сделал, стала разрезать ей платье. Она действовала очень осторожно, и все же Габриэлла зашевелилась в моих объятиях и приглушенно застонала.

– Тише, любимая, – сказал я. – Все будет хорошо.

– Генри... – прошептала она и закрыла глаза.

С разрывающимся сердцем я держал ее на руках, а женщина, споро работая ножницами, наконец вырезала большой кусок ее платья. Когда она увидела, что там, под платьем, ее крупное лицо исполнилось сочувствием, и она покачала головой.

– Signore, mi displace molto, – обратилась она ко мне. – Molto8.