Поэтому не стоит удивляться, что в начале Нового времени дефекацию описывали весьма красочно, например, «обильно покрасить комнату» или «пускать стрелы в Англию», а то еще называли свое заведение «Волосатой дырой», как поступил один трактирщик из Валансьена в конце XVI века. Дворяне тоже не гнушались сальных шуток в те времена. Когда в 1530 году Карл I освободил обоих сыновей французского короля Франциска I из плена, в котором они провели более четырех лет, их доставили к французской границе на берегу реки Бидасоа. В ожидании переправы одиннадцатилетний принц, а в будущем король Франции Генрих II, повернулся к своему стражу спиной, спустил штаны до колен и в знак самых лучших побуждений громко пукнул ему в лицо.
Перевернутый мир существовал и в визуальной культуре. Если Маргариту Австрийскую на всех портретах изображали как добродетельную и элегантную даму, то у ее карлика на всех портретах просматриваются типичные черты Габсбургов: большой нос и сильно выдающаяся вперед нижняя челюсть. Эротические изображения были весьма популярны в XVI веке и в определенной степени тоже символизировали перевернутый мир.
На значках и эмблемах христианских паломников часто присутствовали изображения откровенно сексуального характера, свойственные древней языческой культуре. В XVI веке люди обожали double entendres [106]
, не делая различий между высокой придворной культурой и низкой уличной. Везде смеялись одинаково над одними и теми же, зачастую двусмысленными шутками.Одним из наиболее ярких примеров является средненидерландская ветвь эпоса о лисе Рейнеке «Роман о Лисе», который датируется началом XIII века. В этом эпосе кот Тибер попадает в западню в амбаре священника и, для того чтобы спастись оттуда, откусывает священнику мошонку: «Внезапно оказавшись у священника между ног, он когтями и зубами пребольно вцепился в висевшую у того меж бедер вещь в мошне без швов, мужской карильон
В Нидерландах в XVI веке также был популярен «Грютхузе», рукописный сборник песен, молитв и стихов, датируемых началом XIII века. Его тексты посвящены как Деве Марии, так и выходкам похотливого капеллана: «Тут же я прокрался в дверь и притаился за снопом. И услышал стоны монахини. Оба они лежали на соломе. Монах лежал сверху и был похож на скачущего коня». Темой различных средневековых историй были «властные женщины и похотливые дураки», а у стихотворений имелись недвусмысленные названия, например «Бабник» или же «Мечта пениса», в котором последняя строфа завершалась следующими словами: «Их было сколько угодно и хватило бы на каждую мокрую вагину».
Теме секса также был посвящен многократно переизданный труд Майкла Скота «О природе и складе женщин» (Der vrouwen natuere ende complexie), в котором под лозунгом «жена, которую хорошо любят, – это мир в доме» читателям предлагались советы о том, как узнать, хочет ли жена заниматься сексом, беременна женщина или нет, а также о том, как мужчине не дать себя в обиду женщине. Художники начала XVI века, среди которых были Лукас ван Лейден или Квентин Массейс, писали портреты уродливых и противных шутов, а также отвратительных старух с морщинистыми грудями в глубоком декольте. А анонимный коллега Квентина Массейса написал диптих, на правой стороне которого изображен шут, показывающий язык, а на левой – прыщавый обнаженный зад над кустом чертополоха.
Не все стихи и рассказы были столь же откровенны, поскольку в высших кругах считалось, что интеллектуалы имеют право на шутки, понятные только им. В нидерландской литературе раннего Нового времени родившийся в 1511 году в Гааге поэт Ян Эверартс, также известный как Иоанн Секунд, прославился благодаря виртуозным любовным виршам и стихам на латыни. Лишь узкий круг образованных гуманистов понимал откровенные сексуальные аллюзии, которые Иоанн Секунд тайно вставлял в свои любовные поэмы. Маргарита Австрийская, в свою очередь, владела молитвенником с изображением «святой раны Иисуса Христа». Это изображение часто наносилось на амулеты для рожениц, ибо считалось, что оно облегчает схватки при родах. Но сама рана на этих изображениях очень напоминает вагину.
Иногда эротические истории, предназначавшиеся для стыдливых дворянских ушей, передавались очень откровенно. Во Франции в XVI веке, примерно в одно время с Рабле, жил Пьер де Бурдейль, сеньор де Брантом, дворянин, военный деятель и хронист, описывавший ежедневные эротические взлеты и падения при французском дворе. Во Фландрии и Брабанте французская эротическая литература была известна как «французские нравы», а французский двор, начиная с XII века, славился свободой поведения. Сеньор де Брантом оправдал все надежды.