Буржуа

Как известно, за последнее поколение национальные состав эмигрантской массы коренным образом изменился: основное ядро составляют более не великобританцы и немцы, а итальянцы, славяне и евреи. Для разбираемой здесь проблемы эта новая эмиграция значения не имеет.

Остается теперь выяснить здесь, что «дух», которым исполнены обитатели Нового Света (его мы можем считать показательным для всех остальных областей колонизации), есть ярко выраженный капиталистический дух, так как я уже констатировал то, что, в сущности, знает каждый читатель, что американцы являются представителями этого духа в его высшей пока что законченности. Я замечу только еще, что душевный строй американского экономического человека является нам в его теперешнем виде уже в то время, когда в Европе еще сильно преобладал дух раннего капитализма. Все сообщения из третьего, четвертого и пятого десятилетий XIX в., целой уймой которых мы обладаем из самых достоверных источников (Токвиль! Шевалье! Фр. Леже!) (398), согласно рисуют нам образ американца того времени в таких красках, что мы едва ли можем провести принципиальную разницу между хозяйственным образом мыслей тогда и теперь: первенство приобретательских интересов — бессмысленный труд — безусловная, безграничная, беспощадная нажива — величайший экономический рационализм: характерные черты высококапиталистического духа, которые нам теперь достаточно знакомы, встречаются уже в образе американца перед гражданской войной.

* * *

Если мы, таким образом, наблюдаем, что иноземец — пришелец — проявляет особенно ярко выраженный капиталистический дух, безразлично, в каком месте:, в старых ли культурных государствах Европы или в новых поселениях; безразлично до известной степени, какой религии и национальности, ибо мы видим, что евреи и европейцы, протестанты и католики проявляют одинаковый дух, когда они являются иноземцами (французы в Лузиане в середине XIX столетия ни в чем не уступали англосаксам штатов Новой Англии (399)), то мы должны прийти к предположению, что это социальное обстоятельство — переселение или перемена родины — как таковое является основанием для более сильного развития капиталистического духа. И отсюда возникает для нас задача объяснить переселение (в здесь описанном смысле) как источник этого духа.

Мне кажется, что гораздо легче объяснить влияние, оказываемое переселениями, если дать себе отчет в процессах, ведущих к переселению. Тогда тотчас же становится заметным, что при всякой подобной перемене места дело идет о процессе отбора, в котором те или иные капиталистические разновидности переходят к эмиграции. Капиталистические разновидности, т. е. либо уже развитые в капиталистических хозяйствующих субъектов, либо наиболее предрасположенные к тому (обладающие соответствующими задатками) личности. Те индивидуумы, которые решаются на эмиграцию, являются — в особенности или, быть может, только в прежние времена, когда всякая перемена места и особенно всякое переселение в колонию еще было смелым предприятием, — наиболее энергичными, с сильной волей, наиболее отважными, хладнокровными, более всего расчетливыми, менее всего сентиментальными натурами; безразлично, решаются ли они на переселение вследствие религиозного или политического гнета или из стремления к наживе. Именно гнет на родине, как мы уже могли констатировать, есть лучшая подготовительная школа к капиталистическому развитию. Посредством же эмиграции из этих угнетаемых опять-таки отбираются те, которым надоело путем приспосабливания и унижения сохранять свое существование в родной стране. Что и в отношении их происходит «отбор» наиболее годных (в разумеемом здесь смысле), мы усматриваем уже из того факта, что значительная часть преследуемых по религиозным или политическим основаниям не решается эмигрировать, а старается лучше приспособиться дома: большая часть гугенотов (четыре пятых) осталась во Франции, равным образом много евреев оставалось на востоке в течение столетий, пока не двинулось опять с места.

Быть может, можно также констатировать, что в общем те племена, в которых капиталистические разновидности сильно представлены, и составляют настоящие странствующие народы: этруски (ломбарды), евреи, шотландцы, другие германские племена (из которых образовывались во Франции гугеноты), алеманы (швейцарцы) и т. д.

Само собой разумеется, что высоко развитые еще до эмиграции капиталистические типы, отравляясь в чужие страны, одним своим распространением мощно способствуют (экстенсивному) развитию капиталистического духа; каждый такой эмигрант действует там, куда он попадает, как бродило на окружающую среду. Тогда как, с другой стороны, те Страны, которые утрачивают этих капиталистически предрасположенных индивидуумов, по необходимости должны ощутить ослабление капиталистического напряжения: Испания и Франция! Но то, что нас прежде всего интересует, — это вопрос, способствует ли и чем пребывание на новой родине — «чужбина» как таковая — расцвету и усилению капиталистического духа.