Буржуа

«У нас, милый друг, уже все из золота: копья и щиты, цепи и короны: золото нас соединяет и связывает, золото делает нас богатыми, бедными, счастливыми, несчастными. Золото побеждает свободных и освобождает побежденных; оно оправдывает злодеев и осуждает невинных, оно делает немых красноречивыми и красноречивейших немыми… Золото из рабов делает князей, из князей — рабов; оно храбрых делает боязливыми и придает смелость трусам; оно создает ленивым заботы и усыпляет трудолюбивых. Оно вооружает безоружных и обезоруживает вооруженных, оно укрощает неукротимых вождей; оно притесняет великие народы; оно создает мощные войска; оно заканчивает в немногие минуты самые длительные войны; оно дает и отнимает мир; оно осушает реки, перерезывает земли, соединяет моря, сносит горы, взламывает вход в монастыри, штурмует города, завоевывает земли, разрушает крепости. Как мы читаем у Цицерона: нет такого укрепленного места, куда бы не нашел пути нагруженный золотом осел. Золото заключает узы дружбы, договоры верности и почетные брачные союзы, ибо оно ведь делает своих обладателей благородными и сильными, и учеными, и прекрасными, и, — что ты удивляешься? — святыми.

Поэтому богатых и называют лучшими людьми в государстве и слово их почитается. К бедным же нет настоящего доверия, потому что у них нет денег. И правильно говорит старик:

„У кого деньги,У того и честь и доверие в свете“.

Наконец, — неохотно я это высказываю, но правда меня к тому принуждает — не только могущественное золото — оно почти всемогуще, и все под небом подчиняется его власти: золоту служит и благочестие, стыдливость, и вера — коротко говоря, всякая добродетель и всякая слава признают золото господином над собой. И даже над нашими бессмертными душами, накажи меня бог, господствует сверкающий металл. Золото связывает королей и пап; оно примиряет людей и — некоторые уверяют — даже богов. Ничто не противится золоту; нет для него ничего недостижимого».

Одно лишь денежное хозяйство в состоянии приучить человека к чисто количественному воззрению на мир. Только когда десятилетиями и столетиями постоянно применяются в качестве измерителя ценности все уравнивающий масштаб денег, стирается первоначальное оценивающее род и качество воззрение, и оценивающая количество и массу ориентация становится само собою разумеющимся в повседневной жизни. Денежное хозяйство есть в настоящем смысле приготовительная школа капиталистического духа; оно выдрессировывает человеческую душу для капиталистического мировоззрения.

Общее употребление денег — в то время всегда металлических и почти исключительно из благородных металлов — составляло еще и предпосылку развития того составного элемента капиталистического духа, который мы обозначили как отчетность. Счет в самодовлеющем хозяйстве и точно так же в натурально-оборотном хозяйстве чрезвычайно затруднителен, если не невозможен, ибо основу счета составляет число, а число должно представлять величину; измеримых же ценностных величин на практике не существовало, пока не укоренилось денежное их выражение.

Без денежного хозяйства не существовало бы современного государства, которое, в свою очередь, как мы видели, принесло с собою столько поощрения капиталистическому духу; без денежного хозяйства не было бы Антонина Флорентийского и др., как это легко себе представить. Не говоря уже о том, что без денежного хозяйства не было бы и никакого капитализма, т. е. никакого объекта, к которому мог бы относиться капиталистический дух.

И в свою очередь, это мы должны всегда помнить, возникновение и распространение денежного хозяйства было связано с тем совсем простым условием, чтобы в распоряжении известного народа было достаточное количество денежного материала (так как вначале денежные суррогаты совершенно не имели места, то это значит — благородных металлов).

2. Умножение денежного запаса идет большей частью рука об руку с возрастанием отдельных состояний: более крупные денежные массы сильнее накопляются в отдельных местах. Это увеличение состояний действует в определенном направлении поощряюще на развитие капиталистического духа: оно усиливает жадность к деньгам, с которой мы познакомились как с матерью этого духа.

По-видимому, это заложено в природе человеческой души, что увеличение обладания пробуждает в нас стремление к большему. Это наблюдение делали во все времена и у всех народов.

«Чем больше человек наживает добра,

Тем больше он его любит…» —

поет Фрейданк. А у римских писателей мы уже находим выраженной ту же самую мысль.

«Crescit amor nummi, quantum ipsa pecunia crescit», — говорит Ювенал (Сат. 14)¹²⁰;

«Crescentem sequitur cura pecuniam maiorumque fames», — Гораций (3, c. 16)

¹²¹.

«De vray: се n'est pas la disette, c'est plutot l'abondance qui produit l'avarice», — полагает Moнтeнъ¹²².

И опыт повседневной жизни, так же как и исторический опыт, подтверждает правильность этих наблюдений.