— А теперь я хочу сына, — продолжал распинаться Гаспачо, явно к чему-то клоня. — Жена моя уже старуха — женщины у нас почему-то очень быстро стареют. Вы такая весёлая сеньора! Вы мне сразу понравились. Поехали со мной в джунгли — родите мне сына! Назовём его Базилио — в честь дона Петина. Осыплю вас золотом с ног до головы, как травой! А его — он кивнул головой на Ника, — его мы не забудем. Сделаем главным надсмотрщиком. У меня на плантациях без малого полторы тысячи рабов. Но такой здоровый кабан — я понял, он сумеет с ними поладить.
— Вам хочется, дон Падло, чтобы и я через год стала старухой? — кокетливо щурила глаза Машка, а Никифор от таких раскладов заметно напрягся — он тоже слегка приволакивал по-испански.
— Ничего, не дуйся, толстяк! — отечески похлопал его по плечу дон Падло. — Будет время всё обсудить. А сейчас главное — выбраться отсюда. Будем держаться вместе — и вас со мной никто не тронет. Слово Гаспачо!
Выпустили их так же внезапно, как и взяли — на девятый день. Обошлось без формальностей — ничего не объясняя, просто объявили фамилии и, сверившись с компьютером, молча швырнули чемоданы под ноги. Ник, пыхтя, полез проверять содержимое — оказалось, всё на месте. Вместе с ними на волю вышло ещё около тридцати человек.
— Уау! — совсем по-детски подпрыгнула Машка, перекидывая сумку за спину. — Алоха оэ, свобода! — и, ущипнув Никифора за живот, устремилась, обогнав всех, по дороге сквозь джунгли к побережью. Ник, пыхтя под тяжестью чемоданов, с трудом поспевал за ней. Наконец джунгли расступились, перед ними открылся океан, и вскоре они уже бодрым шагом входили в пригород. Хотя часы Никифора показывали начало одиннадцатого, улицы были пустынны. Городок, казалось, впал в ступор после бурно проведённой ночи. Кое-где зияли разбитые стёкла витрин. Бриз с моря взметал по площади какой-то лёгкий серо-зелёный сор, похожий на высохшие останки водорослей. У входа в муниципалитет чернел остов сгоревшего микроавтобуса.
«Currency exchange» — прочитали они покосившуюся табличку на стальной двери.
— Эй! Кто тут крайний на эксчейндж? — бодро окликнул Черных. Но никого вокруг не было, если не считать нескольких тощих кур да примкнувших к ним юрких яйцеобразных киви, разрывающих носами мусор возле крыльца. Крайними оказались, по ходу, они сами. Ник надавил кнопку звонка, и через минуту дверь приотворил толстый жёлтый полисмен с индиговым фингалом под глазом.
— Опоздали. Гоу хоум, — он попытался захлопнуть у них перед носом дверь, однако не тут-то было. Ник оказался сильнее и протиснулся сквозь него внутрь, как танк.
— Эй! Мистер! Чейндж мани? — крикнул губернатор, разглядев дремлющего за столом шерифа.
— Что там ещё? — шериф поднял на него злое лицо — тоже с синяком, только другого цвета — он был негр.
— Русские, сэр! — крикнул от двери обиженно жёлтый.
— Вижу. Ну, что у вас там? — небрежно спросил чёрный у Никифора.
— Деньги, сэр. Когда можно будет поменять?
— Доллары? — уточнил для чего-то афрогавайец.
— Разумеется, не юани.
— Жаль. Юани я бы вам, может быть, на что-нибудь и сменял. Вот, есть отличная пепельница в форме местного бога Тапо-тапо.
— А доллары? — замирая, спросил к-ский губернатор, чувствуя по голосу, что парень не шутит. Ощутил холодную струйку пота, пробирающуюся от воротника по спине в трусы.
— Мусоровозы не справляются, — ответил шериф, — так что вы будете очень любезны, сэр, если отнесёте их сами и выкинете где-нибудь за пределами моей факинг юрисдикшн. Иначе, если намусорите в моём районе, я вынужден буду арестовать вас, сэр, а камеры уже переполнены, и кормить вас нечем, кроме тапиоки.
Никифор плохо представлял себе вкус тапиоки, но жевать её по жаре в переполненной смрадной камере отчего-то не захотелось. Он понуро вышел за дверь и потащил свои чемоданы к сияющим водам бухты. Притихшая Маша Чубак семенила за ним следом, словно побитая дворняжка следом за выставленным за пьянку дворником — гуманизированная версия вечного сюжета про Муму. Добредя до какого-то полусгнившего баркаса, она вдруг почувствовала обычный утренний позыв — и, воровато поозиравшись, нырнула в бортовую пробоину… Не успела полностью спустить штаны, как кто-то схватил её в темноте за голое тело.
Никифор с чемоданами заметался по пляжу, силясь определить, откуда это раздаётся Машкин, с переливами, истошный визг.
ГЛАВА 23
— Поди ты прочь, поди ты прочь!
Русалка ты из моря.
Ты фея злобная, и нам
Сулишь печаль и горе!
— А у нас на севере конопля вообще беспонтовая, — протянула, вдыхая в себя терпкий дымок, Мария Тимуровна. — Только на верёвки, по-хорошему, и годится.
— Ну, знаешь, — задумчиво вступился за отечество, на правах губернатора, Никифор Черных. — Как говорится в народе: с миру по нитке — голому верёвка. Пеньку мы немцам ещё при Петре Великом начали поставлять — в обмен на новые технологии… — с кумара Ник, как всегда, становился немного зануден.