Буржуйка

— Уау! А я ведь сижу за столом по левую руку от самой госпожи Скандалли! — Лариска моментально вспорхнула с дивана и принялась наспех охорашиваться.

— Я очень страшная? Только говори правду. Ничего кроме правды, слышишь?

— Божественная! — Максим протянул к ней растопыренные волосатые пальцы.

— Так целуй же меня прямо туда, гадкий ты Винни-Пух! Медведка!

Макс, внутренне матерясь, подполз на коленях и, обхватив её за стройные ягодицы, принялся елозить лицом по ажурной глади чулок, поднимаясь от колен — и потом, как в старой песне поётся: «Всё выше, и выше, и выше…». Кружева… Всякие там резинки, подвязки… И вот — ах, боже ж ты мой…

— А-ах! — пропищала в ответ Ларсик, вжимая в себя, как вибратор, его курчавую небольшую голову.

— М-м-м… Да уж, однако… А Изяслав Ильич будет сегодня? — пробухтел Максим куда-то вглубь её алчной промежности.

— Фу ты, как щекотно! — захихикала фаворитка. — Спроси ещё раз, а то я не расслышала.

— Вот! — он извлёк из заднего кармана брюк смятую распечатку. — Передай это Изе, пожалуйста!

— Ну да, я, конечно, передам, — она скорчила обиженную гримаску и спрятала бумаги в сумочку, — А мы-то с тобой когда снова увидимся?

— Ларсик! Мы с тобой теперь скованы одной цепью, — Максим кивнул на исчезнувшие в недрах её модной сумочки бумаги.

— Это будет отныне наш с тобой пропуск в рай для двоих. «Баунти», «Севен ап»… Всё как в телевизоре. Ну, ты меня понимаешь?

— Я чо, дура? — огрызнулась по-коминтерновски Лариска, оправляя трусы. — Сказано — передам. А счас — тебе на выход, жирный мишка! Фак оф!

— Мадмуазель Романовская, все ждут только вас! — лисья физиономия лакея в дверях сочилась елеем, в то время как Макс кланялся и удалялся, про себя тихо плюясь.

Ужин в посольстве был накрыт для избранных персон и прошёл, как водится, скучновато. Блаженствовала, похоже, из приглашённых одна Лариска. Её Преосвященство госпожа Скандалли изволила несколько раз несмешно пошутить по поводу политкорректности и опостылевших всем на свете принципов американского парламентаризма. Толстый индийский посланник господин Сиджап распинался в любви к русской матрёшке, как символу многоуровневого непознаваемого Ничто, а чахлый пакистанский генерал Иди Насри стрелял в Лариску то и дело чёрными глазками-бусинками из мешковатых складок век и изредка сокрушённо цокал языком. Совсем, как Гоча в Коминтерне — короче, скука смертная. Хотя и круто — Ватикан! Наконец гости откланялись, и фаворитка хотела было также отдать хозяйке разученный накануне перед зеркалом реверанс, как вдруг госпожа Скандалли слегка поприжала её в дверях и ухватила за локоток длинными пальцами.

— Ларсик! — голос папского легата оказался низок и бархатист.

— Да, Ваше святейшество? — Лариса почувствовала, как сладостное тепло, поднявшись снизу вдоль позвоночника, властно теснит грудь, охватывает тело, заставляя опять дышать часто и неровно.

— Петра… Для тебя я буду просто Петра…  — их губы как-то вдруг сами собою соединились.

— Идём в спальню! От тебя так сладко пахнет, Ларси. Ты ведь только что… Да? — пальцы Её Преосвященства как бы невзначай удалили с верхней губы девушки прилипший курчавый волосок Максима.

— Ну да, Ваше святейшество… Петра…

— Погоди, моя сладенькая… Вот чистый кокс, это только для нас с тобой. Вдыхай резко, одной ноздрёй. Вот так, смотри и делай, как я… Ну, ещё! А теперь иди ко мне…

Потом она спала на кушетке Людовика может быть Четырнадцатого, а то по ходу и ваще Восемнадцатого, и некто сквозь сон опять нежно ласкал её, что-то нашёптывая на ухо. Ангелы… Или… Гоча приснился только под утро — и она тут же села, как подброшенная. Господи, что я делаю здесь вообще! Изя! Или Гоча… Нет, Максим. Как есть, Максим. «Источник вечного наслаждения». Да нет, это же Петра! Петра? Или Гоча… Ах, ведь надо всех любить! Всех! Бог — это любовь, — и Лариска вновь погрузилась в сладостное забытьё…

— Сэр Борофф! — голос Её Преосвященства госпожи Скандалли в трубке был напряжён, — русские закопошились — и вновь в своём амплуа!

— Ах, Петра! Наконец-то я слышу ваше прелестное контральто! — сэр Эфраим почесал любимого трансгена за розовым ушком и откинулся в инвалидном кресле. Слон Ганнибал сполз с его пухлых колен и, недовольно фыркая хоботом, проковылял к выходу.

— Так что у нас опять эти жуткие русские? Рашен — сам себе страшен? Опять желают всё отобрать и поделить? Я угадал? «Смело, товарищи, в ногу? В руку, и в жопу, и в рот?»

— Сэр Эфраим! — в голосе Петры зазвучал металл. — Или вы будете сейчас слушать меня, или же…

— Или же что? — усмехнулся в трубку старик.

— Или же вы в очередной раз будете слушать только себя, и как следствие, облажаетесь. Извините, сэр.

— Уже извинил. «Valyay, nayarivay!» — так, кажется, это по-русски?

— Сэр, русские открыли холодный термояд.

— Ну, наконец-то. Мы тоже… Ну, то есть наши разведчики когда-то тоже его открыли… Если не ошибаюсь, в пятьдесят первом. К счастью, весь этот элемент «Q» оказался дутым пузырём. Нет его в природе. Повышайте общую грамотность, Петра, и не треплите вы себе нервы по пустякам. Что там с царским троном? Есть кандидатура?