Бык в западне

— А кто спорит?.. — недовольно хмыкнул Джон Куделькин-старший. Он хорошо знал упрямство Валентина. — Только, Валька, так скажу, не те сейчас времена… Прежде чем шевелить мозгами, прежде чем делать какие-то резкие телодвижения, осматривайся. Внимательно осматривайся Не ровен час, чего недоглядишь. Я тебе добра желаю… И уж ни в коем случае не надо тебе ездить в Лодыгино… И не надо маячить в Москве. Ну сам подумай. Узнают тебя, остановят, спросят паспорт, а ты им со своей русской рожей предъявишь французскую книжицу?.. Посмотрят на тебя и скажут: какой это к такой-то матери француз Морис Дюфи? Что за такой Морис Дюфи? Почему у этого Мориса Дюфи морда Вальки Кудимы?.. Куделькин-старший выпятил толстую губу и даже сплюнул негодования? — Морис Дюфи! Тоже мне! Какой на хер Морис Дюфи? Тебя, Валька, вся страна знает Кудиму!.. Это мне простительно, у меня родители надурили, назвали сыночка Джоном. Только ты вдумайся! По паспорту я все равно Иван. И сын у меня не Джоныч, а Иваныч… Ты прислушайся… Не Джоныч он у меня, а Иваныч… Именно так… Иваныч… И опять сплюнул: Дюфи! Не мог придумать другую фамилию!

— Не я ее придумывал, Джон.

— Вот я и говорю, Валька, лентина локтем Куделькин-старший. Не по Москве. И в Лодыгино сейчас не тебе в Лодыгине?.. Золу подумай. Ты покрути головой. Тебе

— Ладно, покручу, не суетись. Надо, так и к проблемы? Почему не слетать? И спросил, Джон… А о Тоне ты знаешь что-нибудь?

— Лучше б не знал… Джон. — Та еще была комсомолочка!.. У меня,

если честно, штучки Николая Петровича сидят в печенках…

— Я не об этом, усмехнулся о Николае Петровиче… Я о Тоне… Не знаешь? сладилось?

Джон опять скривился.

— Сладилось? Да никак не Валька? Какое сладилось? Пять как ты исчез. А у нас нынче год за три идет. помнил: — Ты же с Тоней, считай, не семь, если не больше. А?.. Какого ж рожна?..

— Адрес знаешь?

Джон Куделькин-старший совсем помрачнел, положил тяжелые кулаки на стол, подвигал тяжелой челюстью:

— Узнаю тебя, Валька. Упрямый ты… Ну, истинный Чего это опять потянуло к Тоне? На старости-то лет?.. А?.. Или мало тебе показалось штучек Николая Петровича?.. — Валентин неопределенно пожал плечами. Ты бы лучше позабыл об этой комсомолочке, — мрачно покачал головой Куделькин-старший. — Выброси комсомолочку из головы. Кто она тебе? Ни жена, ни любовница.

— Ладно, диктуй телефон, усмехнулся Валентин. Записываю.

— Нет нее телефона.

— Нет удивился Валентин.

— Да,

Нет телефона! неожиданно грубо Куделькин-старший. — По таким адресам

— такой?

— Джон. — Шеномер — И, поТам Валька… Там у кварталы Там, если поВалька, встретишь не только Тоню… Да и иначе?.. В нашем возрасте, Валька, считай, полопрописана таким адресам… Ну, не

треть…

Переспрашивать Валентин не Трудно не запомнить такой простой адрес. И, конечно, побывал Митинском кладбище.

Тишина. Птиц крики. Дымка…

Тот день выдался в дымке. Такой тусклый, невеселый, невольно наводящий на раздумья день. Или нет?. Да нет, конечно…

День, когда Валентин ездил на Митинское кладбище, наоборот, выдался ясный, солнечный. Это на душе дождило, и все казалось пасмурным. А на самом деле ясный стоял день. Впрочем, какая разница? Джон Тоня действительно была комсомолочка. сомолочка!

Николай Петрович, бывший от КГБ, не случайно называл хой. Вслух называл. крайней и говорил шлюха. Шлюха вышел срок.

Подробно расспрашивать Тоне и о Николае

Зачем? Какое ему дело кое ему Новосибирска? другие не

лентину, И не Николай Еще принимает он, бывший даже заработал право жить там, какому-нибудь начальству…

Слетать просит, впрямь не по делу не делу ще, пока его не заприметят люди. Такое бывает. Да что до Тони мертвой, если она живая

Не ушла, хмуро поправил он толкнули.