Бык в западне

Ведь баба! Баба, как баба. Такая, как все другие, усмехался Николай Петрович. Вот только работает не на себя. Работает на Дело… Так что выбирай, Валентин Борисыч, указанный день по графику и трахайся со своей Тоней. Только Делу не мешай, не сбивай глупую бабу с панталыку… Любовь!.. Придумал!.. Какая такая любовь? О чем ты, Валентин Борисыч? Нам эта баба нужна не для траханья, а для Дела. И ты бы, Валентин Борисыч, сам не задирал нос, а лучше по-товарищески докладывал бы нам о настроениях в команде. Пользы от этого больше, и шел бы всегда между нами человеческий разговор… Он, Николай Петрович, ведь не просто так этого требует. Его, Николая Петровича, народ поставил блюсти общие интересы, и он жестко блюдет общие народные интересы… У нас ведь народ простой, усмехался Николай Петрович. Его от глупостей не убереги, у него голова пойдет кругом, он много дров наломает…

Вот твоя шлюха, сказал пять в Питере Валентину Николай Петрович, она на нас работала честно, пока не появился. Ты нос не дери. Ты, ВаленБорисыч, даже не догадываешься, сколько время Тоня сменила служебных имен. С нею ведь спали люди. Не ты один. И по спали, а не твоей бычьей упрямой любви. С нею спали как с Нинкой, как со Светкой. Она у нас была Жизелью. Ты представить себе не можешь, как нужны такие честные работящие шлюхи с мечтательными невинными же

чухней занимались. Мы разработкой Валентин Борисыч, признался пять лет питерском кремаприговорил к крупными иностранцами, не всякой Там миллиарды светили страА Хочешь ты этого не светит тебе с Тоней. Никак не оружие, Валентин Борисыч, это всегда вы

Для любой страны выгодно Даже самой что есть миролюбивой. И все у нас с помощью Тони налаживалось, а тут ты! Это ж надо, в шлюху В служебную!..

Николаи Петрович тогда, кажется, даже изумленно всплеснул руками.

Дескать, ну как так?.. Ведь все, Валентин Борисыч, можно было решить просто… Ты же наш человек, Валентин Борисыч, тебя бы мы не обидели... Любишь Тоню? Ну и люби на здоровье. Только будь добр, люби нашу служебную шлюху во внеслужебное время. А в служебное, извини, служебная шлюха должна спать с теми, под кого мы ее уложим… А то ведь что получается?.. Она, дура, должна спать с черножопыми, а в голове у нее чемпион Кудима!.. У нас срываются сальные поставки, а она думает о каком-то чемпионе Кудиме, который все, что может, это валять по ковру таких же упрямых быков, как он сам… Ты сам вдумайся!.. Это ж несоизмеримо. С одной стороны ты и какая-то служебная шлюха! А с другой вся страна!

«Вся страна…»

Ладно.

Похоже, Тоню спровадили на свет уже без Николая Петровича Дата на могильной плите Николая Петровича к тому времени уже ли в питерском морском порту.

Все! Забудь о Тоне. Ее нет, и даже рошо. По крайней мере, тебя теперь держит в стране — комсомолка ный из окна морпорта га, ни бедный спаленный в старый друг Джон Куделькин.

В самом Не подаваться же делькину-старшему. Все! Валентин и по узкой лестнице, не спустился в сумрачный двор, стороне мусорными баками. ресек улицу,

на ювелирный рал в сквере скамейку.

Уютный уголок. День будний, не лентин поднял и уставился на бомжа в обшарпанной телогрейке.

Сутулый бомж, Плечи кривые, новатые, но не запуганные, как у всех бомжей, а кой-то странной самодовольной хитрецой. Какой-то необычный взгляд для опустившегося человека. Будто держит себя. Будто понимает себя. И уважает. Вот только жидкие грязные волосы на непокрытой голове ко сбились на одну сторону.

Жарко.

Сейчас бомж попросит на опохмелку, решил Валентин. Сейчас бомж протянет притворно, а то и по-настоящему дрожащую руку и попросит на опохмелку. Даже придумывать ничего не будет. Сил у него нет для придумок. «Подайте на опохмелку». И рука у бомжа трогательно дрогнет, как однажды трогательно дрогнула рука у капрала Тардье.

— Чего тебе?

— Эй, мужик… — с самодовольной хитрецой и с чуть угадывающейся опаской заявил бомж. — У меня тут завалялась бумажка… Хорошая бумажка, ты разменяй… Я ж имею понятие, у меня глаза есть… Я же вижу, ты человек интеллигентный и лицо у тебя доброе. Не обманешь… Я и сам такой, — самодовольно похвалилбомж. — Не лупень какой-то, не буки-козлики, не паскуда… Я ж вижу, что мы с тобой все равно произошот одной обезьяны…

Валентин усмехнулся.

— Покажи.