Былины Окоротья

Постепенно мрак густел. Высокие, корокольчатые сосны зубчатой грядой встали по краям тропинки. Их взлохмаченные ветви переплетались над головами людей в сплошной непроглядный перевес, живую кровлю, скрывшую от взоров медленно ползущие в голубизне неба облака. Густой подлесок, встретивший дружину на опушке пением птиц и обилием цветов, редел. Кустарники и низкорослые деревца, укрытые под развесистыми кронами исполинов, чахли в вечном сумраке. От былой, еле видной глазу тропки, ручьём текущей меж деревьев, не осталось и следа. Оставалось загадкой, как Кузьма находит путь, уверенно ведя их в мрачные глубины дикой чащи. Неустанно суча посохом, который он сделал из молоденькой осины, болотник, не колеблясь, спускался в забитые вакорьем логи, пробирался топкими лощинами, густо заросшими дуплистыми стволами ивняка, находил дорогу среди горбатых скал, отыскивая узкие теснины меж обомшелых, разукрашенных хохломой лишайника камней. Он шёл уверенно и быстро, и дружина следовала за ним вослед, сопровождая марш бряцаньем оружия и протяжным ржанием коней.

Преодолевая очередной каприз ландшафта, отряд нос к носу повстречался с лешим.

Они наткнулись на него внезапно, спустившись в тёмную, заросшую спиралями молодого папоротника впадину. Раздол, не больше четверти версты в длину имел крутые, размытые склоны, вытканные извивами корней. В полутьме, царившей под сенью деревьев, эти сплетения походили на свившихся в тугие, чешуйчатые клубки змей.

Постояв на краю обрывчика, образованного подмытыми до песка боками оврага, Кузьма мельтешащим, сдерживаемым шагом сбежал по косогору. Оказавшись на дне яра, заполненном талою водой и выстланном гниющим валежником, остро пахнущим прелой древесиной, он вдруг испуганно вскрикнул. Отпрянул. Повалился навзничь. Чураясь, зареченец пополз спиной назад, разрывая лаптями ковёр из палой хвои и слежавшейся листвы. Спугнутое криком Карася вороньё, хлопая крыльями, неохотно поднялось с земли. Отяжелевшие птицы расселось по ближайшим веткам, оглашая окрестности громким граем. Ведомые Пантелеем гриди, встревожившись криком проводника, ссыпались по склонами оврага. Настороженно вглядываясь в дебри леса, воины опустили древка копий. Недовольное прерванным пиром воронье, возмущённо каркая, впились в непрошенных гостей чёрными, беспокойно мигающими бусинками глаз. Однако улетать не спешили. Пернатые падальщики не хотели оставлять добычу. Выжидали.

Пантелей помог подняться крепачу, и оба уставились на что-то, скрытое от остальных навалом бурелома. Всеволод, передав поводья Ярки одному из воинов, протолкнулся между десятником и болотником. Глянул наземь, на то, что, не отрывая взгляда, рассматривали Пантелей с Кузьмой и вдруг почувствовал, как воздух покидает его грудь, с тихим свистом проходя сквозь зубы.

Существо, лежащее на палых ветках, имело в себе росту с дюжину локтей не меньше. Настоящий великан. Строением напоминая гротескного, длиннорукого человека, гигант не был им наверняка. Вытянутый и худой, с впалыми боками, покрытыми свалявшейся облезлой шерстью, он уткнулось мордой в нерукотворный проруб, образованный сплетением хворостин. Обвислый «коровий» хвост с метёлкой безвольно покоился между кривых ног. Седые космы на выпуклом затылке, разметавшись, плавали по поверхности воды, скрытой под навалом падёжа, а витые мощные рога нацелились острыми концами в склоны балки.

Всеволод, кашлянув, прочистил горло.

– Вятка, Нимир, быстро ко мне!

Кметы отделились от остальных и, подойдя к воеводе, замерли, тараща глаза на труп лешего у его ног. Один из гридей суеверно сложил на руке пальцы в знак, охраняющий от сглаза.

– Ты, Вятка, лучше всех читаешь по следам, проверь, откуда этот ёлс притопал. Нимир, прикроешь его.

Труп был свежим, и Всеволод не стал напоминать об осторожности. Без лишних слов было понятно, что тот, кто расправился с лешим, все ещё может быть поблизости

– Остальные в круг. Щиты в землю. Видогост, соглядатаев на уступы.

Даже сейчас, поглощённый страшной находкой, Всеволод удовлетворённо не без гордости отметил, что ежедневная муштра не прошла для его дружины напрасно. Воины действовали быстро и умело. Не досчитав и до пяти, он любовался чётким строем воткнутых в землю каплевидных ростовых щитов. Блестя круглыми умбонами, они образовали вокруг поляны правильное кольцо, ощетинившееся наконечниками копий.

– Тпррруу! Тпрууу! Зараза! Легче, окоянец!

Тютюря, натягивая поводья, пытался сдержать своего сивку, верхом спускаясь по откосу. Песчаный склон раздола осыпался и сползал под копытами коня, заставляя жеребца высоко задирать бабки и беспокойно крутить головой.

– А, чтоб тебя! Бзыря! Танцор чёртов!

Взгляд Калыги упал наземь. Замер. Глаза опричника широко раскрылись.

– О боги, Радогост и Боярагда, что это за стервь такая?