Гешка уловил момент, когда она, выбивая топориком болт, стала к штабелю спиной, и ловко, как обезьянка, вскарабкался на верхний ряд шпал. Схватил винтовку за дуло и сполз со штабеля, волоча ее за собой.
Несколько секунд — и вот он уже снова за штабелем, рядом с Ленькой. Теперь не так страшно: винтовка-то у него!
Посмотрел в щель. Диверсантка ничего не заметила, увлеклась своим гнусным делом.
Ну, погоди же!
Ленька тоже приободрился.
— Красотища! — шепчет. — И я бы так мог, но все-таки красотища! — И осторожно поглаживает холодный ствол винтовки.
— За мной! — шепотом скомандовал Гешка и вылез из-за укрытия.
Солнце совсем уже низко. На путь легли длинные тени деревьев. Пересекли рельсы и лежат неподвижно. И лишь одна тень мечется беспокойно, то укорачиваясь, то удлиняясь вновь. Диверсантка спешит, диверсантка торопится. Скоро поезд.
Гешка вскинул винтовку:
— Хенде хох!
Она обернулась, разинула рот.
— Хенде хох! — заорал Гешка с визгом. — Я стрелять! Айн, цвай, драй!
Диверсантка медленно, словно раздумывая, потянула вверх руки.
— Лежать! Лежать! — Вот сейчас Гешка нажмет спусковой крючок.
Легла. Всхлипнула. Нет, миленькая, никого ты не разжалобишь! Раньше надо было думать, когда тебя в агенты фашистские вербовали.
Тут и Ленька храбро появился из-за укрытия, придвинулся мелкими шажками к поверженной диверсантке.
— Связать? — спросил у Гешки.
— А веревка?
— В ящике у нее, я видел.
Он нашел веревку, свернутую в клубок, посмотрел на Гешку нерешительно.
— Вяжи — не бойся! Пусть только шевельнется, я ей прямо в голову — трах!
Ленька быстренько связал диверсантке руки, обмотал веревкой сапоги и, смелея с каждой секундой, прикрикнул для чего-то:
— Шнель! Шнель!
Что по-немецки значит: «Быстро! Быстро!»
И тут к ней вернулся дар речи. Как завопит на весь лес:
— Ленка! Ленка-а!
— Швайген! — Гешка угрожающе шевельнул дулом винтовки. — На помощь зовет — тут их целая банда.
— А мы ей сейчас кляпом рот!
Вместо кляпа Ленька пустил в ход остаток веревки — ничего более подходящего не нашлось.
Женщина что-то мычала и мотала головой.
— Не нравится? — Гешка присел рядом с ней на корточки. — Скоро еще хуже будет. Капут, аллее капут, понятно?
— Как думаешь, она понимает? — Ленька тоже нагнулся над женщиной.
— А то нет! Ферштеен? Шпрехен зи дойч?.. Видишь, видишь, как задергалась. Все понимает, гад!
— Дай я теперь покараулю, — совсем расхрабрился Ленька.
Но все же принял винтовку из Гешкиных рук с некоторой опаской: как они, винтовки эти, — сами никогда не стреляют?
— Ну, Ленька, считай, звездочки у нас в кармане, — у Гешки голос вибрировал от счастья. — Приходим в школу, снимаем пальто в раздевалке, а на груди золото блестит. «Что это у вас, мальчики?». — «Да так, звездочки, Мария Эмильевна!» — «Господи, так это же…» — «Да, да, Мария Эмильевна!»
Выпятив грудь, Гешка важно прошелся вдоль рельсов. Ему виделись картины одна другой отраднее. Вот он является домой — что тут будет!.. Вот встречает на улице Шлепу… Вот идет на фильм «до шестнадцати» — кто посмеет не пустить Героя Советского Союза!
Глядя на него, размечтался и Ленька. И оба они совсем забыли на время о своей пленнице. А той только это и нужно было. Распутала незаметно веревку, высвободила руки.
Остальное было уже делом несложным. Не вставая, повернулась осторожно к мечтательно улыбавшемуся Леньке, схватила за ногу, рванула к себе. Он свалился с отчаянным визгом — и винтовка оказалась у нее.
— Руки вверх!
Все моментально преобразилось. Теперь уже женщина стояла, расставив ноги, целясь попеременно то в Леньку, то в Гешку, а ребята, испуганные и растерянные, старательно тянули к небу руки, словно выполняли какое-то гимнастическое упражнение.
— Ишь, гаденыши, что надумали!
Из леса, усиленный эхом, послышался голос:
— Мама! Ау!
— Сюда, сюда, Ленка! — крикнула женщина, не спуская глаз с ребят.
По шпалам неслась вприпрыжку девочка лет двенадцати. У нее были перебинтованы кисти рук.
Ребята слышали, как стучат ее башмачки, но повернуться и посмотреть не смели — неподвижное дуло винтовки селилось прямо в них.
— Что случилось, мам?
— Да вот… набросились… связали… — У женщины прерывалось дыхание, ей было трудно говорить. — На! — передала дочке винтовку. — Не спускай с них глаз… Вот-вот шестичасовой подойдет.
Женщина заторопилась к рельсу, стала быстро орудовать гаечным ключом.
Гешка во все глаза смотрел на девочку. Сведя брови, та старательно метила ему в грудь. Платочек съехал с головы, волосы рассыпались по плечам. Светлые, с рыжеватым оттенком…
Рыжая кошка?!
— Катька! — завопил Гешка не своим голосом и сделал шаг по направлению к ней. — Ты?
Забинтованный и потому казавшийся непомерно толстым палец шевельнулся, чуть надавив спусковой крючок. Гешка замер на месте, поняв, что это не пустая угроза.
— Как… как ты здесь очутилась? — он не мог прийти в себя от изумления. — Вот погоди, Катька, я маме скажу!
И тут она заговорила:
— Ты что, головой о шпалу стукнулся? Какая я тебе Катька?
Голос совсем другой. Не такой писклявый, как у сестренки, уверенный, твердый!
Но похожа как! Как похожа!
Заговорил Ленька: