Было такое...

Укроп — тот вообще глаз не смыкает. Он с петрушкой работает не вынимая. Редиска просто головой уже об прилавок бьется. А недавно привезли арбузы. Бегали со свежими помидорами смотреть. Полосатые пахнут не натурально, не август месяц все ж таки, но красные. Я не говорю, конечно, про моркву, чеснок и прочую свеклу. Эти не обладают никаким врожденным достоинством, их только храни в сухом и прохладном месте. Ни стыда, ни совести. Я таких не уважаю. Про бананы и ананасы тоже не говорю. Растут круглый год, я называю это беспринципностью. Мы с молодыми огурцами недавно про это говорили.

А если подумать, то какие будут дети от картофеля, который не спит годами? Они спросят отца: «Папа, а почему так?» А что он им скажет? Еще одно искалеченное потерянное картофельное поколение. Свежую малину в феврале успокаивала. Ну просто истерика была, просто истерика. Потом привезли чернику и малина как-то хоть успокоилась. Подружились, посмеивались еще потом над крыжовником. Недавно встретила желудок. Он говорит: «Ну епта. Опять ты. Варенья хочу! И огурца соленого хочу! Обычного зимнего соленого огурца из трехлитровой банки. Помидора хочу моченого. Но нет же ведь. Вот недавно пришел огурец. Февраль месяц, а у него еще пупырышки такие, знаешь, с иголочками. Ну совсем зеленый пацан, а туда же. Я уже молчу про дыню. Рассказывала, как в отделе их мишурой новогодней украшали. Ну стыд же! Стыд. Вот недавно у нас в организме завелся ребенок. Всю печень испинал. И ведь никому в голову не пришло вытащить его в четыре месяца и заставить разговаривать и ходить. Ждали же. Я про это пытался поговорить с кем-то, а толку. Язык только болтает и облизывается, кишечнику — тому по барабану. Я в него и заглядывать-то боюсь. Вот как раньше жили: пришли мандарины, ага, новый год, зима. Потом, значит, капуста пошла только соленая, свежей не кормят. Стало быть, запасы на исходе. Или съели, или уже сгнило. А это значит что? Значит, скоро весна, открою язву, все как надо. А сейчас и не поймешь толком, как работать. Хлещут все круглогодично. Я тут записал несколько названий, арбуз дал, так поджелудочная выговорить не смогла…». Разговор прервала свежая подмосковная вишня с косточкой. Говорит: «Чтоб я сдохла так жить!» Желудок ответил: «Ну проходи, садись, раз такое дело».

Ну мы посидели, посидели. Чаю еще попили с целлофановых пакетов. Знаете, на ниточке такие в чашку макают. А потом разошлись.

2009/04/13

Допустим, у вас что-то случилось и плохое настроение.

Допустим, вам хочется удавиться.

Допустим, что вы возвращаетесь домой из больницы и хочется чего-то ТАКОГО. Ну, такого.

Допустим, что вы перелистали всю записную книжку и не нашли никого, кого хочется слышать или видеть.

Допустим, у вас есть шкафчик, который вы когда-то собрали из икеевских ящиков и вы смотрите на него с кровати, лежа с телефоном в руках, в котором нет никого, кого хочется слышать или видеть.

Допустим, вы раскрашивали его в определенном психологическом состоянии и он выглядит так.

Вам хотелось с помощью этого шкафчика добавить в мир добра, наивности, уточек и улиток. Допустим, ваше состояние сейчас другое.

Вам хотелось с помощью этого шкафчика добавить в мир добра, наивности, уточек и улиток. Допустим, ваше состояние сейчас другое.

И тогда вы берете, допустим, белую краску, которая, допустим, осталась у вас после ремонта.

И вдруг вы находите дома, допустим, кусок пластика для лепки.

Вы подпинываете ногой банку с краской к шкафчику и берете в руки пластик для лепки.

Допустим, вы последний раз лепили в художественной школе, когда вам было десять лет. И лепили воробышка. Допустим, преподаватель подкинул пару раз птичку в руке и сказал, что этим воробьем хочется убить.

Допустим, у вас осталась с тех пор травма про убийственных воробьев на всю жизнь, но сейчас как раз такое время, когда надо расставаться с прежними комплексами.

Вы отдираете от ящиков прежние рисунки, утки и улитки уходят в прошлое. Вы лепите цветочки, наворачиваете розочки и листочки.

Ставите сушиться.

Делаете ящички в жутких розочках.

Чувствуете себя немножко пупсиком.

Закрашиваете прежние цвета. Теперь вам хочется чистоты и белого листа. Но не убираете цвета совсем, пусть они немного проглядывают сквозь трещины, как бы напоминая тем самым, что прошлое есть у всех.

Собираете конструкцию.

Видите результат и чувствуете себя точно пупсиком.

Допустим, у вас возникает ощущение, что чего-то не хватает.

Допустим, соплей. А сопли у вас как раз остались в виде стеклянных висюлек.

Вы думаете, а не будет ли это слишком?

А потом думаете: а хули нам, красивым бабам.

Лепите сопли.

Чувствуете себя страшным пупсиком.

Смотрите и понимаете, что опять чего-то не хватает.

Думаете.

Находите дома старые ручки от двери.

Красите их.

Получаются ножки.

Чувствуете себя уже самым страшным пупсиком-выдумщиком.

Переворачиваете, собираете, готово.

Целуете свои ноги, которые носят тело, из которого растут руки, которые умеют это делать.

И это хорошо, что розочек слишком много. Я люблю, когда всего много. Когда too much.

И все равно грустно так, что хочется удавиться. Правда.