Былое, нынешнее, грядущее

– Хорошо, хорошо, ступай, – отпустил её тот.

В саду Миринэ приложила к щекам прохладные листья лозы. Она закрывала глаза и видела лицо брата – живого, улыбающегося. Они скакали верхом наперегонки, и Миринэ обижалась, когда Нугрур пытался ей уступить. Он всегда был лучше во всём, и она стремилась достичь тех же успехов. Конечно, воином ей никто не позволил бы стать, но стреляла она метко. Страшно, дико было думать о том, что теперь Нугрур лежал в мокрой земле, пресыщенной осенними слезами дождя, завёрнутый в пропитанную белогорским мёдом ткань... Жутко до крика, невыносимо до стона сквозь зубы. Больше не поскачут они стремя к стремени, не отправятся на охоту в горы, не заночуют под звёздным небом. Не укроет Нугика её, озябшую, своим плащом, не обнимет за плечи, не расскажет страшную сказку про вурдалака. Сказок Миринэ не боялась, даже самых жутких. Жизнь, оказывается, могла быть во сто крат страшнее...

– Миринэ!

Девушка вздрогнула и открыла глаза. Перед ней стоял Энверу́ш – в кожаных доспехах, опоясанный коротким мечом. Его чёрные глаза пристальными буравчиками вонзились ей в душу, и она невольно отпрянула. Его ресницы горьковато дрогнули.

– Миринэ, ты же знаешь, что я не причиню тебе зла никогда... Всё, что ты прикажешь, я исполню. Ты велела мне уйти и не тревожить тебя – я ушёл. Я искал смерти на войне, но она обходит меня стороной как будто нарочно.

Девушка невольно прильнула к лозе, будто ища в её прохладных объятиях успокоение и защиту. Та матерински обвивала её, а молодой воин и поэт всё сверлил её пронизывающим взглядом, жадным и серьёзным, полным не то упрёка, не то ненасытного, неутолимого томления. С братом Миринэ состязалась в стрельбе и выездке, а с Энверушем – в стихосложении. Она пробовала силы во всём, и всё ей давалось с лёгкостью, но в душе она не могла не осознавать, что её стихам по сравнению со строчками Энверуша не хватало глубины. Она искала хлёсткие, яркие образы, но зачастую увлекалась внешней красотой и игрой в словесный бисер. Но она была начинающим стихотворцем, а Энверуш сочинял уже давно. Они не раз спорили о словах и строчках, не раз ревнивый Нугрур пытался отогнать «этого лукавого сочинителя» прочь от своей сестры.

– Добром это не кончится, так и знай! – внушал он девушке. – Что ему от тебя надо? Твои стихи? Да как бы не так!

– И что же, по-твоему, ему нужно? – подбоченившись, усмехнулась Миринэ.

– Всё то же, что и остальным твоим воздыхателям, – угрюмо сверкнул Нугрур глазами, в зрачках которых жарко дышала неусыпная ревность.

– Да что ты говоришь! Неужели! – язвительно прищурилась девушка.

Впрочем, брат был недалёк от истины. Не прошло и нескольких дней после этого разговора; однажды в конце очередного творческого спора Энверуш в бешенстве порвал в клочья свой новый стих, который девушка разнесла в пух и прах. Немного успокоившись, он приблизил лицо и коснулся прерывистым дыханием губ Миринэ:

– Мирика... Пташка моя певчая! К чему тебе это всё? Все эти игры – в стихотворца, в стрелка, в охотницу? Ты прекрасна... Почему бы тебе не быть просто женщиной?

Это задело Миринэ за живое.

– А давай, я сама буду решать, чем мне заниматься? – отрезала она холодно.

Напрасно Энверуш просил прощения, посвящал Миринэ новые стихи, один отчаяннее и пронзительнее другого – девушка крепко обиделась. Не помогло и прямое признание в пылких чувствах.

– Энверуш, я могу относиться к тебе только как к брату или другу, – сказала Миринэ.

– Я обидел тебя, поэтому ты так жестока и непреклонна, – горько покачал головой тот. – Но и у женской жестокости должны быть какие-то границы! Мирика, довольно мучить меня, довольно играть с моим сердцем в кошки-мышки! Просто ответь: ты станешь моей женой?

– Энверуш, это невозможно, – устало вздохнула девушка. – Дружба с тобой была мне приятна, пока ты не сказал те слова, тем самым открыв своё истинное ко мне отношение. Ты считаешь, что я занимаюсь не своим делом? Прекрасно! Продолжай считать, как тебе угодно. Мне больше ничего от тебя не нужно.

– Если ты не согласишься выйти за меня, я выкраду тебя, – сказал Энверуш мрачно, играя желваками на скулах и раздувая ноздри.

– Насильно ты не заставишь меня полюбить тебя, – твёрдо сказала Миринэ. – А если попытаешься заполучить меня таким способом, я не смогу уважать тебя. Тебе нужна презирающая тебя жена? Не думаю.

– Ты избалованная девчонка, Мирика, – процедил Энверуш. – Твои родители слишком много разрешали тебе и на многое закрывали глаза... И всё равно я люблю тебя. Угораздило же меня так!..

Миринэ долго не выходила из дома – боялась, что Энверуш приведёт в исполнение свою угрозу выкрасть её. А потом пожаром пронеслась весть о войне...

– Я вернусь, сестрёнка, – сказал Нугрур, садясь в седло. – Будь умницей, не связывайся со всякими прохвостами.