Однако Блейк был другим: он постоянно лез из кожи вон. Если тренер велел ему бежать за 25 секунд, он прикладывал все силы, чтобы бежать за 23. В нем был слишком развит дух соперничества. Еще Блейк многое познавал на своем опыте. В конце сезона тренеру пришлось дать ему неделю отдыха, потому что его подготовка была чрезмерной.
– Отправляйся домой, Блейк, – сказал он. – Твое тело уже просто не может быть в лучшей форме, чем сейчас. Тебе сейчас нет смысла тренироваться. Ты просто переутомишься и не будешь готов к следующей гонке.
Если Блейк считал, что воздействовал на меня психологически своими результатами на тренировках, то он ошибался. Он еще не понял меня. Некоторые люди могли бы потерять веру в себя, если бы их постоянно обыгрывал более молодой противник. Их самооценка могла бы понизиться. Они могли бы подумать: «Вот черт, этот выскочка собирается занять мое место!» Но я так не думал. Я позволял нашим ежедневным соревнованиям идти своим чередом, потому что я знал, что по-настоящему оживаю, когда ставки очень высоки, намного выше, чем на тренировочных забегах.
И все же я радовался тому, что у меня появился серьезный противник. Все знали, что Блейк амбициозен и стремится завоевать мой титул. Он хотел стать спринтером номер один в мире, и я считал, что полезно смотреть, как он стучится в дверь у моего порога. С наступлением каждого нового сезона у меня все время крутилось в голове: «Интересно, а в какой форме теперь будет Тайсон? А Асафа? А тот парень, а этот?..»
А с Блейком я не волновался, потому что он был как раз тем, кто мне был нужен.
Некоторые атлеты считали, что это плохо для нас обоих. Тим Коллинс полагал, что все закончится катастрофой, так как «два краба-самца не могут жить в одной норе». Но я не мог понять, почему всех это так напрягало. Я видел все, что происходит с Блейком. А это означало, что в любой момент могу переиграть его, если это действительно будет нужно.
Однако восстановление шло тяжело.
Поначалу я вообще думал, что чуда больше не произойдет. Я боялся, что может наступить момент, когда я не смогу больше выступать на беговой дорожке. Жизнь атлета коротка, а время на вершине славы быстротечно, и я прекрасно знал, что когда-нибудь мне придется отступить. Время от времени в начале сезона 2011 года я бегал плохо, и порой мне приходилось очень сильно напрягаться на последних 10 метрах, чтобы выиграть гонку, что было для меня непривычно. В такие моменты, пересекая финишную черту, я начинал сомневаться в своей физической форме.
«Да какого же черта? – думал я. – Интересно, осталось ли еще хоть что-нибудь от прежней?..»
Вспышки осознания моего плачевного положения были редки, но обоснованны. В начале сезона 2011 года я продолжал получать травмы. Я отправился в Мюнхен к доктору Мюллеру, но, несмотря на его лечение, не мог бегать по-прежнему гладко, а во время тренировок стали появляться причиняющие беспокойство боли в подколенных сухожилиях, икрах и пальцах ног. Меня убивали ахилловы сухожилия. Казалось, что все тело стало каким-то вялым. Как только в состоянии намечался прогресс, я зарабатывал новую травму – и не мог наверстать упущенное во время перерыва.
Когда я впервые попал к доктору Мюллеру-Вольфарту в 2004 году, меня предупредили, что с возрастом придется работать усерднее, чтобы сохранить физическую форму, потому что метаболизм замедляется. Я уже не мог есть столько фастфуда, сколько ел раньше, и мне приходилось тренироваться больше, чем другим звездным спринтерам только потому, что необходимо было укреплять спину. Было ясно, что мне необходимо восстанавливаться и серьезно заниматься в тренажерном зале, если я хотел избежать новых травм.
С января по март я был не в состоянии принимать участие в том, что считалось нормальными тренировками. Я больше занимался бегом трусцой, чем спринтом. И вместо того чтобы тренировать старты или выполнять серии беговых упражнений, мне приходилось заниматься восстановительными занятиями в бассейне, чтобы вернуть физическую форму. Это меня удручало.
Поначалу я вообще думал, что чуда больше не произойдет. Я боялся, что может наступить момент, когда я не смогу выступать на беговой дорожке. Жизнь атлета коротка, а время на вершине славы быстротечно, и я прекрасно знал, что когда-нибудь мне придется отступить.