Бывшая Ленина

Он протянул стакан воды, холодной и без газа. Оксана припала. Оказывается, она страшно хотела пить, так что вытянула полстакана в один глоток, а вторым и третьим остудила горящее нёбо. А Митрофанов вдруг наклонился к ее ногам.

Оксана не отшатнулась лишь потому, что не успела заметить его движение — а когда заметила, страшно испугалась, как девочка просто. Бог знает, какая дичь представилась, чуть коленки к подбородку не вскинула. Митрофанов уже выпрямился, шагнул к своему стулу и сел, глядя все на тот же отсвет. Оксана, кипя извилинами и нервами, собралась вызвериться на него — заминка была только за тем, чтобы убедиться, что владеет голосом, испуг показывать нельзя, это закон выживания. А пока убеждалась, посмотрела все-таки под ноги. Там стояли ее туфли.

Так, подумала Оксана почти в панике. Так.

— С-спасибо, Даниил Юрьевич, — сказала она, влезая ногами в туфли и судорожно соображая, что тут еще можно сказать.

Телефон спас.

Тимофей, родненький, как же ты вовремя, подумала Оксана хищно. Сам под нож лег, ягненочек.

— Ксан, ну где ты лазишь, а? Время одиннадцать, я на измене, в телеграме пишу, в месенджере, в вотсапе, а тебе параллельно, не просматриваешь даже. Тебя ждать сегодня вообще?

— Как хочешь, — сказала Оксана.

— Ну чего начинаешь? Нормально скажи.

— Чего на… — Оксана осеклась, улыбнулась и сказала: — Говорю нормально: сегодня не жди. И вообще не жди, если тебе трудно так.

— Мне не трудно, просто конкретно паришь мне…

— Так. На этом все.

— Что все-то? Раз в жизни нормально…

— Тимофей, все. У нас с тобой все кончилось. Сегодня до полуночи забирай вещи, какие там оставлял, и вали куда хочешь. В полночь вернусь, все выброшу в помойку просто. Ты меня понял?

— Оксан, ты что? Ну сорян, я же…

— Ты меня понял?

— Ни фига не понял. Что началось-то? Пээмэс, дуркуешь, или, как это, у тебя кто-то другой?..

— Тебя не касается. Мы с тобой расстались. Спасибо за все, больше не пиши и не звони. Целую.

Она нажала отбой и глубоко вдохнула, опустив голову, но краем глаза увидела, что Митрофанов все-таки повернулся к ней ненадолго и снова уперся глазами в дальнюю стенку. И негромко спросил довольно неласковым тоном:

— Вот так это делается, да?

— В том числе, — отрезала Оксана.

Встала и пошла прочь, твердо и красиво, как положено сильной уверенной в себе женщине и непосредственной начальнице знающего свое место подчиненного. Не покидающий своего места подчиненный, все так же глядя в дальнюю стенку, сказал:

— Колготки забыли, Оксана Викторовна.

Оксана застыла на секунду, не спеша вернулась к стулу, взяла сплюснутый ком колгот, встряхнула их и натянула, стараясь не слишком извиваться. Совсем уж задирать юбку она не стала, хотя могла — Митрофанов так и пялился вдаль, а остальным было не до них: народ колбасился под «Дискотеку Аварию».

Оксана отряхнула юбку и вежливо сказала:

— Большое спасибо, Даниил Юрьевич. Должна буду.

Глава третья

От курсовой сперва отвлекали блинные дела, оказавшиеся не фантазией, а выматывающей реальностью, потом девки, затеявшие акцию «Весна, приди», потом Гоша, вздумавший последний решительный раз выяснить отношения, — ну выяснил, отношений не обнаружилось, и кому теперь легче? — потом фестиваль мексиканского кино и купленный по дури абонемент в фитнес-зал. А когда Саша почти все разгребла, размела и изничтожила, вступил в силу фактор Ксюхи.

Снимать с нею квартиру оказалось большой ошибкой. То есть квартира была хорошей, Ксюха была хорошей, и получившаяся цена была хорошей, но сложение трех этих хорошестей время от времени давало вместо плюса или минуса корявую фигу в глаз.

Ксюха могла неделями быть соседкой мечты: закупать продукты, забивая оба холодильника — молчим уж о стратегических запасах типа картошки, яблок и банок с вареньем, которыми родители Ксюхи под Новый год уставили полбалкончика, — готовить на три дня вперед, убираться, — она даже окна порывалась в середине марта помыть, ладно снег пошел. А потом на такие же недели впадала в неопрятное уныние: не готовила, не мыла посуду, не выносила мусор — наоборот, производила в угрожающих масштабах, и все вокруг себя. «Как на родной свалке», — бурчала Саша, напоминая, что вообще-то из Чупова она, а не Ксюха. Учиться да и просто находиться на квартире в эти недели было почти невозможно. Ксюха или негромко рыдала, или жаловалась на жизнь, или требовала, чтобы Саша немедленно — например, в разгар предзачетной лихорадочной подготовки, либо прямо из душа, либо просто в пять утра — пояснила любимой подруге, почему ту никто не любит. Объяснение Ксюху обычно не радовало, но прикончить ее скотскую привычку Саша так и не сумела.