Сабина злилась на себя, что таскала с собой пустую упаковку — почему не выбросила сразу? В этом тоже виноват Дима — достал со своими замечаниями! Она вдруг вспомнила один случай, когда бросила на тротуар обертку от шоколадки, а Дима вернулся, подобрал и заставил донести ее до мусорки. Чертов чистоплюй! Она так привыкла уносить домой все эти фантики, чеки, которые зачем-то брала в продовольственных магазинах — ладно из бутика, те хоть могли подтвердить высокую стоимость ее шмоток — все эти стикеры с записками, что купить или успеть сделать, и прочий сор, что ее сумочка порой превращалась в мусорное ведро из-за того, что девушка забывала выкинуть все это, а на другой день добавлялись новые обертки, упаковки, салфетки… Это привитая мужем привычка в итоге сыграла с ней плохую шутку.
Как же Сабина злилась на Диму и оправдывала себя тем, что сто раз говорила о нежелании иметь детей в обозримом будущем, но разве он что-то хотел слышать? Можно подумать для него это такая новость, или она ему что-то обещала… Что он там себе надумал?! И чем она виновата, что он строит воздушные замки на фундаменте их еще таких непрочных отношений?! Всего полгода как поженились! Она еще молода! И это он хотел на ней жениться, а она лишь уступила ему, повелась на то, что он взрослый и опытный, красивый, любовался ею, хотел ее и трахал чуть не за каждым поворотом так умопомрачительно! Но самое главное — он забрал ее из маленькой обшарпанной комнатки в общаге кулька, которую она приватизировала просто чудом! Она бежала из нее в этот дом со всех ног, прихватив лишь документы и кое-что из новых шмоток и косметики!
А теперь этот дом превратился в стройку.
Что взять с Димы? Строитель…
Все эти мысли драли мозг Сабины и не давали уснуть. Она уже и не понимала, от чего ее трясет — от злости на Диму или от страха, что он вот-вот вернется?
Но его не было уже долго. И девушку все-таки сморило. Она уснула, а когда очнулась рано утром от тревожного сновидения, было еще очень рано — всего пять утра. Димы все еще не было, сон, навеянный стрессом, от него не избавил — девушку уже не трясло, но состояние, в котором она пребывала, напоминало готовность взвиться на месте и сорваться в паническое бегство от любого неосторожного шороха, звука, движения…
Сабина встала с кровати, сразу, игнорируя душ и завтрак, бросилась в гардеробную и достала с антресолей тяжелый чемодан на колесиках.
Завтра они отправляются на гастроли. Она соберет вещи и, пока Дима не вернулся, уедет в гостиницу. А за десять дней ее турне он успокоится.
Открыл глаза, перевернулся на спину и, закинув руки под голову, разглядывал комнату — вставать не хотелось. За закрытой дверью было слышно, как что-то лопочет малышка Кирилла, его голос — непривычно теплый, наполненный безграничной любовью к дочери — звучал, как бас на фоне нежной флейты. Пахло чем-то сдобным и горячим молоком, а еще супом и котлетами. Удивительно, но все эти разноплановые ароматы мешались в одну аппетитную, до обильной слюны, партитуру вкусов. Эти голоса и запахи, уют маленькой комнаты к квартире друга — все в душе мурчало. Но больше всего учащенным сердцебиением отзывалось знание, что это когда-то была комната Кати. И ее приготовили к ее приезду.
Но Катюши здесь не было. Зато раздетый до трусов на ее кровати лежал я. Одна только мысль, что могло бы…
Я затряс головой, вытряхивая из нее мысли об однокласснице, потому что утренний стояк внезапно окреп. Хотел Катю, как никогда и никого. Меня разламывало на половинки, как сухую краюху, от одного ее имени, от малейшей думы о ней. Я так жену не хотел, как ее, так не чувствовал, трахая Сабину, как чувствовал Катю, даже не трахая, а лишь мечтая об этом.
Стоило вспомнить жену, упал и член, и настроение. Ничего лестного в голову о ней не лезло. Только одно слово крутилось в уме и на языке — сука! А вторым в тени сознания возникало коробившее — ненавижу… Усилием воли гнал эту эмоцию вслед за эпитетом, чувствуя, что буря в душе залегла на дно, но не усмирилась. Понимал, что невозможно заставить жену родить, если она не хочет. Невозможно помешать ей глотать таблетки тайком от меня и держать их где угодно, кроме сумочки. И от этого чувствовал себя бессильным и ущербным.
И впервые готов был согласиться с другом, что Сабина не создана для семьи. Понял это вот сейчас, слушая голоса, вдыхая ароматы с кухни, рассматривая комнату и пытаясь представить здесь Катюшу. Она вписывалась в такой рай идеально. Ее голос звучал бы где-то между флейтой и басом, и эта комната пахла бы ею, потому что дом пахнет человеком, который в нем живет.