Бывшие люди

Еще одной проблемой была безработица, газеты упрекали власть в несправедливости, позволяющей «бывшим людям» – «очевидным классовым врагам» – занимать рабочие места. Дело было не только в том, что они отнимали рабочие места у пролетариев, но и в широко распространенном убеждении, что «бывшие люди» занимаются саботажем. По всему Ленинграду шли митинги, на которых рабочие требовали немедленных безжалостных действий. «Рабочие приветствуют меры, проводимые органам НКВД по очистке нашего города от всей этой старорежимной накипи, а на ее жалкие попытки поднять снова голову мы ответим повышением революционной бдительности и классовой зоркости в наших рядах», – сообщала газета «Смена» в статье под заголовком «Честь жить в великом городе Ленина принадлежит только трудящимся».

В советской прессе «бывших» называли «верными союзниками Гитлера», «ядовитыми хамелеонами, пытающимися принять советский облик», «ядовитыми змеями», «паразитами», «глистами». «Карающий меч пролетарской диктатуры не будет знать пощады», – заявляли рабочие Кировского завода.

1 апреля Ольга Шереметева получила повестку: ей надлежало явиться в главное управление НКВД. Павлу Шереметеву также прислали вызов, и все обитатели квартиры были в панике. Уверенная, что опасаться нечего, Ольга взяла паспорт, пропуск на работу и отправилась на Петровку. Здание было битком набито «бывшими людьми разного рода». Из одной двери, когда она открывалась, были слышны громкие голоса; люди выходили оттуда в слезах и в истерике: им было приказано покинуть Москву в течение суток. Через два часа Ольгу позвали в кабинет и усадили к столу, на котором стояла лампа с зеленым абажуром. Допрос прерывался длительными паузами, следователь барабанил пальцами по столу и внимательно разглядывал Ольгу. Она смотрела на него, не отводя взгляда, и чтобы успокоить дрожь в руках, твердо положила их на стол. За соседним столом допрашивали пожилую женщину, которая, плача, доказывала, что никогда не была дворянкой и помещицей. Следователь расспросил Ольгу о ее последнем муже Борисе Шереметеве, арестованном в 1918 году, затем встал и вышел. Наконец он вернулся и протянул ей паспорт, сказав, что проживание в Москве ей разрешено и больше ее беспокоить не будут. Когда она собиралась уходить, он дал ей совет: «Вам надо бы переменить фамилию».

Татьяну Аксакову-Сиверс признали «ядовитой змеей». Вечером в день убийства Кирова она была в доме своего друга Владимира Львова, одного из дворян, арестованных десять лет назад по «делу фокстротистов» и высланных из Москвы в Ленинград. Через два дня она с ужасом узнала о расстреле ста двадцати заложников в тюрьме на Шпалерной. Вскоре прошли новые аресты. 1 февраля Татьяна узнала от знакомого, что братья Владимира Юрий и Сергей (муж Мериньки Гудович) ночью арестованы, вскоре арестовали и Владимира. Энкавэдэшники пришли за Татьяной 11 февраля.

В апреле Татьяну и трех братьев Львовых, как и многих других заключенных, отпустили на ночь, велев вернуться на другой день, чтобы узнать, куда их высылают. Придя домой, она обнаружила, что сосед уже вселился в ее комнату, а большая часть вещей украдена. Трое Львовых с двенадцатью другими отправились на пять лет в ссылку в Куйбышев; Татьяна на такой же срок – в Саратов.

Многих «бывших людей» находили не только с помощью данных о советской прописке, но и по дореволюционным адресным и телефонным книгам. Никто из арестованных не занимал высокого положения. Типичными жертвами репрессий были князь Б. Д. Волконский, работавший подсобным рабочим на Ленинградском молочном заводе; баронесса В. В. Кнорринг-Формен – уборщица в кафетерии № 89; князь Д. Б. Черкасский – заместитель главного бухгалтера на кондитерской фабрике «Аврора»; граф А. С. Ланской – рабочий на заводе «Электроаппарат». Кирилл Фролов был арестован только потому, что когда-то служил лакеем у Петра Дурново, министра внутренних дел при Николае II. Тем не менее их вместе с другими обвинили в создании «Фашистской террористической группы бывших правоведов», «Террористической группы бывших офицеров», «Террористической группы бывших дворян», «Шпионско-террористической группы из бывших офицеров и лицеистов».

Дмитрий Сергеевич Лихачев, освободившийся из Соловецкого лагеря в 1932-м «за успехи в труде», в 1935 году работал в издательстве при Академии наук, где было множество «бывших людей». Однажды он встретил в коридоре пробегавшую мимо заведующую отделом кадров, которая бросила на ходу: «Я составляю список дворян. Я вас записала». Попасть в такой список не сулило ничего хорошего, и Лихачев тут же сказал: «Нет, я не дворянин, вычеркните!» (Его отец получил личное дворянство, которое не передавалось по наследству.) «Поздно, – ответила она. – Список длинный, фамилии пронумерованы. Подумаешь, забота – не буду переписывать». Лихачеву пришлось самому нанять машинистку, чтобы перепечатать список без своей фамилии.