Бывший вундеркинд. Детство и юность

Моим родителям очень не нравился мрачный тон моих писем из Ороно. Однако я должен сказать, что они прилагали все усилия к тому, чтобы я приятно проводил время во время своих коротких отпусков. Именно тогда я познакомился с пивом и кислой капустой ресторана Джейкоба Верта в Бостоне и удовольствиями, связанными с новой театральной труппой, только что созданной в театре Копли. Я также стал больше смотреть примитивных фильмов того времени, чем в прежние времена, и мне было позволено время от времени встречаться с некоторыми из сокурсников моей сестры Констанс из Радклиффа. Но даже в самой гуще бостонских развлечений я содрогался при мысли о неотвратимом возвращении в Ороно.

Наконец меня приняли в члены маленькой научно-исследовательской группы в Ороно. Душой этой группы был статистик Раймонд Перл, который позже сделал профессиональную карьеру на медицинском факультете в университете Джонса Хопкинса. В его маленьком доме рядом с троллейбусной линией, протянувшейся от деревни до университета, избранные гости могли принять участие в приятной беседе и услышать надлежащую оценку идей. В те дни, когда английский Кембридж казался мне бесконечно далеким, а перспектива начать настоящую профессиональную деятельность была где-то в бесконечно далеком будущем, эти посещения дома д-ра Перла заставили меня вновь почувствовать себя живым.

Еще одним из немногих ученых университета Мэн была мисс Боринг. Она была зоологом и сестрой психолога Боринга, с которым я дружил на старшем курсе в Корнелле. Я еще раз встретился с мисс Боринг много лет спустя в Китае, где она преподавала в университете Иенчинг, а я работал в соседнем университете Цинг Хуа.

В нашей группе было также несколько докторов из Бангорской главной больницы. Я помню несколько интересных лекций о раке легких, которые были прочитаны задолго до того, как это заболевание перестали воспринимать как разновидность туберкулеза, выделив его в отдельное заболевание.

Встречи в этой группе были не единственной причиной моих поездок на троллейбусе в Бангор. Бангор больше не был шумным городом, где возвращавшиеся из леса лесорубы вкушали женские прелести и контрабандное виски, но старые плохие времена нанесли ему непоправимый ущерб, и он был лишен очарования большинства города в Новой Англии. То, что влекло меня туда, так это военный тренировочный корпус, встречи которого в гимнастическом зале посещали представительные граждане Бангора, бывшие намного старше меня.

Зимние поездки на троллейбусе и на поезде в город были очаровательны сами по себе. Вся местность была покрыта толстым ковром белого снега, хрустевшего под ногами в морозные дни. Холодный воздух обжигал легкие. Еще не наступило то время, когда зимой можно было ездить на автомобилях по автострадам, и потому звон санных колокольчиков далеко разносился по морозному воздуху.

В том доме, где я снимал меблированную комнату, жил норвежец-студент, который специализировался в производстве бумаги. Университет в Мэне был центром по обучению этому предмету, и на самом деле воздух был пропитан неприятным серным запахом местного бумагоделательного завода. Заводь на реке Пенобскот напротив нашего дома была разделена досками и бревнами, где удерживалась масса балансовой древесины, стекавшейся с севера. Мой норвежский друг ездил на занятия на лыжах и часто катался на лыжах по занесенным снегом болотам и лесам. Все остальные, как студенты, так и профессора, еще не освоившие этот скандинавский вид спорта, пользовались снегоступами, производимыми индейцами в Оулдтауне, отправляясь на занятия. Перед входными дверями зданий колледжа из сугробов частоколом торчали снегоступы, и все студенты, как юноши, так и девушки, ходили на занятия в шерстяных гетрах и ботинках Баркер или мокасинах, что было отличительным признаком северного лесного народа.

Время шло медленно. Я помню, что прочитал все произведения О. Генри и Марка Твена, сидя в темном углу среди библиотечных стеллажей, но, к сожалению, тогда модный сегодня детектив не был еще популярен. Зимой я находился в стрессовом состоянии из-за того, что Америка должна была принять участие в войне и из-за сообщения о смерти моего друга Эверетта Кинга. Он был моим компаньоном в детском экспериментаторстве, и я уверен, что, если бы он был жив, он стал бы значительной фигурой в американской науке.

Весна началась внезапно, принеся с собой сырость и слякоть, что вполне обычно для северной части Новой Англии. В университетском городке появилась всего пара новых лиц. Я помню одного вновь прибывшего молодого американца, женатого на француженке. Он расположил меня к себе тем, что позволил сопровождать его на рыбалку на самый крайний участок далеко раскинувшейся дикой местности по другую сторону реки Пенобскот.