Бывших не бывает

Мальчик закрыл глаза. По его щекам текли слёзы. Тонкие пальцы в последнем усилии стиснули грубую руку священника. Отец Порфирий плакал вместе с ним. Слёзы чертили дорожки на его покрытом грязью и кровью лице. Дыхание умирающего становилось всё тяжелее. Тонкая струйка крови сбежала из угла рта. «Как вино, там, на ничьей земле», – подумал я. Он ещё успел прошептать «мама», и началась агония…

Отец Порфирий сквозь слёзы читал отходную. Тело юного знаменосца затихло. Жизнь ушла из него. Тяжелыми камнями падали заключительные слова «Последования по исходе души от тела». Для меня перестали существовать и лазарет с его болью и стонами, и страдания моего собственного тела, и даже империя. Весь мир сузился до умершего мальчика и коленопреклоненного священника над ним…

Вдруг отец Порфирий вскочил на ноги. С каким-то рычанием он погрозил кулаком закрытому парусиной шатра небу.

– Ублюдок! Почему ты забрал его?! – Бешеный крик заставил всех обернуться на священника. – Почему его, а не меня?! Это меня заждались в аду черти! А ты забрал его! Что он видел?! Почему, ублюдок?!

Два травмата навалились на обезумевшего священника и повалили на землю. Третий ножом разжал сведённые челюсти и сунул между ними горлышко фляги. Плечи отца Порфирия вдруг обмякли. Не раз видевший ад воинский пастырь рыдал как ребёнок. Его подхватили на руки и поволокли вон из шатра. Тут судьба наконец-то сжалилась надо мной – я потерял сознание».

Дверь без стука отворилась, прерывая воспоминания бывшего воина, и в келью вошёл седой монах. Гость пылал праведным гневом, и хозяин кельи сразу же ощутил его на себе:

– Чтоб тебя! Опять пишешь?! Скоро как крот слепой станешь! – скрипучий старческий голос заполнил собой помещение. – Тебе лекарь чего велел?! И окошко раскрыл, застудиться хочешь? А ну вставай, пошли, я, что ли, за тебя есть-то буду? И не проси, сюда не принесу – вставай да сам иди, а то небось корни тут скоро пустишь!

– Пишу! Иного мне уже не осталось! – В голосе хозяина кельи прорезалось раздражение. – Оставить память о том, что видел – хоть какая от меня польза!

– Во-во! Писатели! Что ты, что Сучок – зодчий хренов! Тьфу! – вошедший в сердцах плюнул. – Одна песня: «Память оставить, науку передать, торопиться надо, пока жив!» Что один, что второй! А сами-то не молоденькие! Так нет – ты по службам, да по монастырям, да по проповедям, а он по стройкам своим! А чуть минутка свободная – писать! Жрать я за тебя буду, твоё преосвященство?!

– Иду, иду, цербер! – хозяин снял очки и с видимым трудом поднялся с места.

– Вот и иди, да тулупчик на, накинь.

– Спасибо.

Два старца покинули келью, в которой, казалось, все еще жило прошлое, и даже доносившиеся с улицы невнятный шум и голоса, среди которых ухо старого солдата легко бы выделило воинские приказы и звон железа, звучало словно эхом той

битвы … И хотя среди солдат Лисовинова полка воинства великого княжества Росского и Поморского, чьи казармы располагались недалеко от покоев архиепископа и откуда сейчас и принесло эти звуки, не было – ну или почти не было – греков по крови, именно они могли считаться наследниками по духу тех, кто стоял насмерть там – уже много-много лет и зим назад при Поливоте…

Часть 1

Дорога

Глава 1

Конец ноября 1125 г. Окрестности Ратного