Читаем Can't Hurt Me: Master Your Mind and Defy the Odds - Clean Edition полностью

На следующее утро после первого сеанса с Зеркалом подотчетности я выбросил мохнатый руль и пушистые кубики. Я заправлял рубашку и носил брюки с ремнем, а когда в школе снова начались занятия, я перестал есть за обеденным столом. Впервые я понял, что нравиться и вести себя круто - это пустая трата времени, и вместо того, чтобы есть со всеми популярными ребятами, я нашел свой собственный стол и ел в одиночестве.

Разумеется, весь остальной мой прогресс нельзя назвать метаморфозой. Госпожа Удача не появилась внезапно, не набрала мне горячую мыльную ванну и не поцеловала меня, как будто любила. На самом деле, единственная причина, по которой я не стал очередным статистом, заключается в том, что в самый последний момент я взялся за работу.

Во время учебы в старших классах школы меня волновали только тренировки, игра в баскетбол и учеба, и именно "Зеркало ответственности" давало мне мотивацию продолжать двигаться к чему-то лучшему. Я просыпался до рассвета и начинал ходить в YMCA по утрам в 5 часов до школы, чтобы поработать с весами. Я постоянно бегал, обычно после наступления темноты - вокруг местного поля для гольфа. Однажды ночью я пробежал тринадцать миль - больше, чем за всю свою жизнь. Во время этой пробежки я добежал до знакомого перекрестка. Это была та самая улица, где тот деревенщина наставил на меня пистолет. Я избежал его и побежал дальше, преодолев полмили в обратном направлении, прежде чем что-то подсказало мне повернуть назад. Оказавшись на этом перекрестке во второй раз, я остановился и задумался. Я был до смерти напуган этой улицей, мое сердце выпрыгивало из груди, и именно поэтому я вдруг начал вцепляться ему в глотку.

Через несколько секунд две рычащие собаки вырвались на свободу и погнались за мной, когда лес надвинулся с обеих сторон. Все, что я мог сделать, - это оставаться на шаг впереди зверей. Я все ждал, что грузовик снова появится и собьет меня, как в какой-нибудь сцене из Миссисипи 1965 года, но я продолжал бежать, все быстрее и быстрее, пока не запыхался. В конце концов гончие сдались и ускакали, и остались только я, ритм и пар моего дыхания и эта глубокая деревенская тишина. Это было очищающе. Когда я повернул назад, страх исчез. Эта улица принадлежала мне.

С тех пор я внушил себе, что жажду дискомфорта. Если шел дождь, я шел бегать. Если начинался снег, мой разум говорил: "Надевай кроссовки". Иногда я отмахивался и справлялся с этим у Зеркала отчетности. Но встреча с этим зеркалом, встреча с самим собой, мотивировала меня бороться с неприятными переживаниями, и в результате я становился жестче. А стойкость и выносливость помогли мне достичь поставленных целей.

Ничто не давалось мне так тяжело, как учеба. Кухонный стол стал моим учебным залом на весь день и всю ночь. После того как я во второй раз провалил ASVAB, моя мама поняла, что я серьезно настроен на службу в ВВС, и нашла мне репетитора, который помог мне понять, по какой системе я могу учиться. Этой системой было запоминание. Я не мог учиться, просто нацарапав несколько заметок и заучив их. Я должен был читать учебник и записывать каждую страницу в тетрадь. Затем повторять это во второй и третий раз. Так знания закрепились в зеркале моего разума. Не через обучение, а через расшифровку, запоминание и припоминание.

Я делал это по английскому языку. Я делал это для истории. Я выписывал и запоминал формулы по алгебре. Если репетитор отводил мне час на урок, я должен был в течение шести часов просматривать свои записи с этого занятия, чтобы закрепить их в памяти. Мое личное расписание занятий и цели стали заметками на моем зеркале отчетности, и угадайте, что произошло? У меня появилась одержимость учебой.

За шесть месяцев я перешел от уровня чтения четвертого класса к уровню старшеклассника. Мой словарный запас вырос до огромных размеров. Я выписал тысячи флэш-карт и прорабатывал их часами, днями и неделями. То же самое я делал с математическими формулами. Отчасти это был инстинкт выживания. Я точно не собирался поступать в колледж по академическим критериям, и, хотя в выпускном классе я был игроком баскетбольной команды, ни один скаут колледжа не знал моего имени. Все, что я знал, - это то, что мне нужно уехать из Бразилии, штат Индиана; что армия - мой лучший шанс; и чтобы попасть туда, я должен сдать экзамен ASVAB. С третьей попытки я выполнил минимальный стандарт для поступления в ВВС.

Жизнь с целью изменила для меня все - по крайней мере, в краткосрочной перспективе. В выпускном классе средней школы учеба и тренировки дали моему разуму столько энергии, что ненависть отхлынула от моей души, как отработанная змеиная кожа. Обида на расистов в Бразилии - эмоция, которая доминировала надо мной и сжигала меня изнутри, - рассеялась, потому что я наконец обратил внимание на ее источник.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное