Чагинск

— Бородулин, — сказал Хазин. — Директор Бородулин.

— Возможно, Бородулин.

— Не возможно, а так и есть. Вон торопится.

Я оглянулся. К ним действительно спешил Бородулин, невысокий мужчина в глаженых брюках и белой рубашке. Возможно, это был тот самый Бородулин, я его тогда плохо запомнил, а может, и новый.

— Я вас ждал, из мэрии звонили, — приветливо сказал Бородулин и протянул ладонь. — Добрый день. Пройдемте в кабинет?

Я пожал руку Бородулина и сказал:

— Давайте лучше в зале. Душновато сегодня, мы с утра в кабинетах…

— Тогда пожалуйста, — Бородулин кивнул. — Пройдемте. У нас здесь как раз отличная экспозиция светцов и подков, определенно лучшая на Северо-Западе. И выставка про Чагинск, она там, за забором…

Я хотел отказаться, светцы и подковы меня не занимали, а забор настораживал, но Хазин успел сказать:

— Непременно!

— Это здесь! — показал Бородулин.

При организации экспозиции руководство музея действительно проявило творческий подход и учло современные мотивы: подковы были приколочены к кривому забору, протянувшемуся от стены до стены, а светцы вбиты в старинный телеграфный столб. Для прохода в другую часть музея в заборе имелась убогая калитка.

— Это сами ребята придумали, — прокомментировал Бородулин.

Хазин восхитился, а я отметил, что утыканный светцами столб напоминает железную елку — если упадет, проткнет и задавит. Из-за забора робко выглянула пожилая женщина, то ли смотрительница, то ли заблудилась с выставки-продажи «Здоровец». Я вдруг представил — столб подкосился, упал на забор, а забор, в свою очередь, придавил тетеньку. И никакой калган тут не поможет, сфотографировать — и получится чудесный постер к фестивалю монгольской панк-музыки. Невыносимо захотелось приобрести ирригатор.

— Что-то в этом есть, — сказал Хазин. — Культура…

Мы приблизились к столбу и осмотрели. Я не очень разбирался в светцах, собственно, я раньше не знал, что они бывают. И зачем бывают. И впечатления светцы особого не произвели — черные кованые штыри. Имелась парочка более художественных образцов, загогулистых, все.

— Мы думаем вставить в светцы лучины и зажечь их! — сообщил Бородулин. — Есть идея проведения фестиваля самобытной культуры…

— Это грандиозно, — сказал Хазин и сфотографировал Бородулина на фоне столба и забора. — Лучины, подковы, определенно украсят Чичагин-фест.

— Чичагин-фест? — наивно спросил директор. — Фестиваль Чичагина?

Я двинулся вдоль забора, осматривал подковы, никогда не думал, что они настолько разнообразные.

— Разумеется. — Хазин сфотографировал забор без Бородулина. — Крыков работает в этом направлении. Приедут фанаты, реконструкторы, любители истории, родственники опять же…

Я потрогал шипастую подкову.

— Родственники? — растерялся директор.

— Конечно, — Хазин положил руку Бородулину на плечо. — Родственники. Мы, собирая материал для книги, провели некоторое расследование и нашли, по крайней мере, трех прямых потомков…

— Трех потомков…

Заканчивалась экспозиция на заборе выдающимся экспонатом — огромной подковой, по размерам в три раза превосходящей остальные, больше напоминавшей небольшой хомут. Эта подкова не висела на стене, а стояла, прислоненная к табуретке. Рядом стоял медведь. Чучело, разумеется.

— Ну, как сказать… — Я, как учили в спортзале, заранее напряг поясницу и приподнял подкову. — Предположительных потомков, пока еще до конца не ясно… Килограммов пять, не меньше…

— Предполагается, что это… — улыбнулся Бородулин. — Либо купеческая шутка, либо своеобразная рекламная продукция. Найдена недалеко от Макарьевской ярмарки. Мы думаем, что с помощью…

— То есть она в единичном экземпляре? — спросил Хазин.

— Другой такой подковы не нашли, — подтвердил смотритель.

Хазин переглянулся с медведем.

— Возможно, это сувенир, — сказал Бородулин. — Всем известно, что подковы приносят счастье. Чем больше подкова, тем больше счастье…

Хазин сел на ближайший сундук, быстро сменил объектив, прицепил вспышку и начал фотографировать подкову.

— Чичагин любил лошадей, — сказал я.

Почему бы и нет?

— Большегрузов, — уточнил Хазин. — Другие его не выдерживали — Чичагин с самого детства отличался богатырскими размерами и ездил исключительно на… Этаких дестриэ. Это подкова с лошади Чичагина.

— Он таких на спор мог две дюжины подряд сломать, — сказал я.

— Он взваливал на плечи четырех крупных крепостных и переносил через реку, — добавил Хазин. — А на Масленицу один выходил против целой ватаги.

— Местные называли его Чича-Молоток, — добавил я.

— Чича-Молоток? — Бородулин поглядел на нас с окончательным испугом.

— Или Чича-Лом, — сказал Хазин.

Бородулин растерянно посмотрел на подкову. Хазин сфотографировал ее еще раз, сделал несколько записей в блокнот.

— Но ведь достоверных сведений не сохранилось… — сказал Бородулин.

Бородулин отчего-то указал пальцем на чучельного медведя в углу.

— Временно исполняющий обязанности губернатора заинтересован в развитии туристического кластера, — сказал я. — Чрезвычайно заинтересован.

Бородулин, видимо, загрустил.