Чай из трилистника

Вопрос о цвете волос св. Димпны сразу же напомнил мне о причудливом деле " Союза рыжих", и я взял из своего прикроватного книжного ящика "Приключения Шерлока Холмса", чтобы освежить в памяти некоторые из наиболее красочных мест повествования. Просматривая его страницы, я вновь увидел центральный персонаж рассказа — разорившегося ростовщика Джабеза Уилсона, облаченного в "мешковатые серые брюки в клетку, не слишком опрятный расстегнутый черный сюртук и темный жилет с массивной цепью накладного золота, на которой в качестве брелока болтался просверленный насквозь четырехугольный кусочек какого-то металла". Я отметил "поношенный цилиндр и выцветшее бурое пальто, тут же на стуле" и "пламенно-рыжие волосы" этого человека. И когда я заново переживал наслаждение от изощренности преступного рассудка, создавшего фиктивный «Союз» из этой, капалось бы, не особенно примечательной черты, в дверь спальни постучали.

Вошел дядя Селестин. На нем был безукоризненный костюм-тройка из темнозеленого, в лиловую крапинку, твида, белая, в едва заметную красную полоску рубашка из смешанной ткани, темно-бордовый галстук, заколотый золотой булавкой, и рыжевато-коричневые ботинки. В руке у него был чемоданчик густого красного цвета. Все выглядело так, будто он пришел по делу, ведь я привык видеть его в рубашке с мягким воротником и в вязаной жилетке "фэрайл"[16].

Дядя присел на кровать и изучающе посмотрел на меня. Он надеется, что я вполне поправился и не слишком пострадал от недавно пережитого. Ему и самому доводилось как-то раз пережить пищевое отравление, и он в курсе его порой необычных последствий. Важно, говорил дядя, извлечь из этого урок.

Ведь даже из зла можно извлечь добро, и, хотя обжегшееся дитя огня страшится, не стоит забывать, что дитя — это будущий отец… и проч., и проч.

Дядя Селестин говорит, что, пока я из-за постельного режима не мог посещать занятия, он думал о моем дальнейшем образовании. Заметив, что я делаю исключительные успехи в искусствоведении, он, чтобы поощрить это начинание, принес мне подарок, который, как он надеется, будет способствовать моему выздоровлению, поскольку ему кажется, что это пример, которому я должен следовать изо всех сил.

Живопись, сказал он, это искусство делать вещи настоящими, ибо ты видел их, как они есть. Чтобы нарисовать ветку, ты должен увидеть ветку, а чтобы нарисовать дерево, ты должен увидеть… и проч., и проч. И лишь потом ты соединяешь их. Но нельзя забывать и предписание Ченнино, гласящее, что занятие, называемое живописью, требует выявлять невидимое и представлять его взору как реально существующее.

Вижу, ты читаешь Конан Дойла, продолжал Селестин. Стало быть, ты помнишь бюст Холмса работы Оскара Менье из Гренобля, который Холмс поместил у окна своей комнаты на Бейкер-стрит 2216, чтобы обмануть коварного полковника Морана, ранее служившего в Первом саперном бангалурском полку, автора книги "Охота на крупного зверя в Западных Гималаях" и члена карточного клуба «Бэгетель», который в рассказе под названием "Пустой дом" вознамерился застрелить Холмса из окна напротив жилища великого сыщика из духового ружья, сконструированного слепым немецким механиком фон Хердером. Разумеется, Моран прострелил бюст Холмса вместо него самого. Это — пример искусства, имитирующего жизнь, или жизни, имитирующей искусство, в зависимости от… и проч., и проч.

Тут дядя Селестин открыл чемоданчик и вынул из него книгу. Она называлась "Братья ван Эйк".

18. МОЛОЧНЫЙ

На обложке книги была репродукция картины, в которую входили мы с Береникой. Я с восхищением залюбовался ею.

А, «Арнольфини», сказал Селестин. Поскольку гипотеза о том, что на этом полотне представлено заключение брака, остается спорной, будем называть его не "Свадьба Арнольфини", а "Двойной портрет Арнольфини". Шедевр иллюзорности, правда? Взгляни, как ван Эйк представил главные фигуры. Заметь плотность текстуры подбитого соболем плаща-накидки, или heuque, на мужчине, поверх атласного камзола, расшитого мотивом из арабесок и листьев, серых на черном, завершающихся манжетами из серебристой тесьмы на лиловой основе, причем правая схвачена алым шнурком с серебряными кончиками. На нем лиловые чулки и башмаки. Обрати внимание на шляпу: лучшие в мире шляпы делались в Брюгге.

Что касается дамы, на ней тщательно уложенный головной убор из белого льна-гофре, на шее — тонкая золотая цепочка; поверх нижней сорочки гиацинтового дамаста, рукава которой схвачены на запястьях лентами розовозолотой тесьмы, — отороченное горностаем платье изумрудно-зеленого сукна, собранное в складки и облегающее округлившийся живот, так что ее можно принять за беременную, но это совершенно исключено, поскольку на " Дрезденском триптихе" 1437 года ван Эйк сходным же образом изображает непорочную деву св. Екатерину.