Чай из трилистника

Лука, говорил отец Алоизий, начинает свое изложение с непосредственной связи зрения и речи, словно желая сказать, что видевшие чудесные события должны свидетельствовать о них словами своими. Далее следует заметить, что Лука, единственный из четырех евангелистов, упоминает об архангеле Гаврииле: ангел, чистый дух, по определению бесплотный, является, однако, Марии, в видимом обличье, так как сказано: "увидевши его". И он послан Господом говорить от Его имени. Воистину это великая тайна. Однако, как возвещает архангел Гавриил: "У Бога не останется бессильным никакое слово", и Мария отвечает: "Да будет Мне по слову твоему".

И пока отец Алоизий развивал свою экзегезу, перед моим внутренним взором явился Ангел Благовещения, такой, каким изображен он на алтаре св. Бавона. Я видел рельефные складки и изгибы его одежд, приоткрытый рот и полуразведенные крылья, верхние кончики которых были яркого попугаичьезеленого цвета.

40. ФЛАНДРСКАЯ СИНЬ

Утро, продолжал Метерлинк, было холодное и туманное; пока тянулся день, дым из заводских труб скапливался в воздухе, и ближе к вечеру мир за окнами классной комнаты закрылся сплошной пеленой. Даже в помещении звук был глухим, а голос учителя — едва различимым гулом. Маятник стенных часов завис без движения. Тогда я увидел, что время остановилось. Отец Алоизий замер в патетической позе: в одной руке Евангелие, а другая воздета, как у дирижера, завершающего большую симфонию.

Мой взгляд скользнул к одному из готических окон. В трилистнике рамы парил архангел Гавриил, прижав рот к стеклу в приветственном «О». Я поднялся из-за парты, поначалу медленно, потом все уверенней, понемногу привыкая к левитации. Когда наши глаза поравнялись, я спланировал к нему и очутился по ту сторону окна, при этом по стеклу прошла лишь легкая зыбь.

Он обнял меня, и так мы спустились почти до самой земли. Держась за руки, мы быстро заскользили, не касаясь мостовой. Даже в этот час на улицах были толпы мужчин и женщин, их фигуры неясно рисовались в оазисах тусклого света под фонарями — рты укутаны шарфами, шляпы надвинуты на глаза. Никто не видел, как мы приближаемся или удаляемся. По мере нашего продвижения туман рассеивался; тело архангела тоже начало растворяться, словно его существование в оформленном виде было ограничено туманом. Белое одеяние замерцало и исчезло. Исчезли ноги, руки, голова. Оставались лишь улыбка и крылья, затем и они растаяли в воздухе.

Ярко светило солнце, я был один в Генте XV века. Видения в темных одеждах пропали, теперь улицу — я понял, что это Рю Лонг де ла Винь, переполняли яркие краски: шафранный, цвет бронзовой зелени, фландрская синь. Мимо проезжали дамы в паланкинах с шелковыми занавесками и их вооруженные спутники. Бряцали латы, звонко стучали деревянные башмаки о замерзшую мостовую. Воздух заливали навязчивые ароматы: амбра, мускус, древесный дым, конский навоз, запах крашеной шерсти и накрахмаленных головных уборов дам, аммиачная вонь из ближайшего канала. Столь же настойчиво благоухали специи, и была еще легкая, резкая апельсиновая нотка. Народ, толкаясь, шел мимо и не обращал на меня ни малейшего внимания.

К площади св. Бавона я подошел в разгар шумной церемонии. Под звуки фанфар со шпиля собора опустили грифона. Он так бил крыльями и разевал пасть, что живые птицы разлетелись. Достигнув земли, чудище вспыхнуло, и появилась труппа актеров, один из которых нес на серебряном блюде человеческую голову. Перед ним стала танцевать девушка.

Глядя на нее, я почувствовал, что тело мое раскачивается в такт ее движениям. Четверо участников труппы зажгли жаровни, из которых клубами повалил фимиам. Девушка вертелась все быстрее и быстрее. Я почувствовал, что все глаза в толпе устремлены на нее, затем они обратились на меня. Закружившись в танце, я потерял сознание. Следующее, что вспоминается: я лежу в лазарете коллежа св. Варвары, придавленный холодными льняными простынями.

Добавить к этому особенно нечего, закончил Метерлинк. По словам моих одноклассников, я упал в обморок. Врачи определили у меня нервное истощение. Через несколько дней меня навестил дядя Морис и сообщил, что перемена климата пойдет мне только на пользу. Вскоре меня отправили в "Дом Лойолы" в графстве Даун в Ирландии, где ты меня и встретил.

Вот моя история.

41. УГОЛЬНО-ЧЕРНЫЙ

В последующие несколько недель мы с Метерлинком крепко подружились. Иезуиты в "Доме Лойолы", как и в коллеже св. Варвары, не одобряли близких связей между мальчиками. Но в Ирландии, если верить Метерлинку, порядки были сравнительно либеральные, да и в любом случае, устройство заведения было столь запутанным, что избежать догляда не составляло труда.