Чай Весна. Часть 2

– Но я умер! – вскричал Ракитский, цепляясь за последний аргумент. – Понимаешь, умер. Стальные секиры мне отрубили голову!

– Ну, тогда торопиться некуда! Все, на связи.

Ракитский в бессилии опустился на пол, склонился над сломанным стулом. Свет прожектора изменился: стал мягче и не так резал глаза, но что-то тревожное появилось в этом свете. Он мерцал, словно свеча, дрожащая на ветру. «Самое время гаснуть», – подумал Ракитский и почувствовал дрожь: заметно похолодало.

– У нас здесь перебои с электричеством, – раздался громкий голос, и Ракитский вскочил, рефлекторно схватив отломанную ножку стула. – Идеально не бывает нигде.

Из тьмы проступила фигура человека. Ракитский, как будто что-то вспомнив, неожиданно улыбнулся: он понял, кого увидит сейчас, и это был добрый знак. Значит, его путешествие не закончилось.

Но вышедший из тьмы человек меньше всего походил на ожидаемого. В свете прожектора Ракитский увидел мужчину своего возраста в строгом серебристом костюме, с галстуком. Мужчина был гладко выбрит, а волосы прилизаны. Прожектор «мигнул», и Ракитскому показалось, как сверкнули начищенные туфли вошедшего. Тот дружелюбно улыбался и протягивал руку.

– Я ведь знаю, кто вы, – ответил Ракитский, пожимая теплую и крепкую ладонь. – Вы – месяцы!

– Тебе понадобилось нас семеро, чтоб понять это, – произнес человек густым, бархатным голосом.

– Вы как из сказки, да?

– Не знаю, – рассмеялся человек в костюме. – Никогда не думал об этом.

– Живые месяцы, значит, – продолжил Ракитский. – Вот скажите мне, как это, месяцы? Вот вы же умный вроде человек. Приличный.

– Это для удобства.

– Для удобства? Тот, в панаме, был Август. А ты, значит, Сентябрь?

– Это все формальности, – отмахнулся человек в костюме. – Кому как не вам знать, что в мире их полно?

– Но я же… – растерялся Ракитский, – не в мире. Я в Лесу.

– А вы думаете, что на другой планете находитесь? Или в параллельной реальности? Вы просто приехали в лес. Разве вы этого не помните? Сели в автомобиль, включили музыку…

– Да, но…

– Не нужно ждать от меня откровений. Я отвечаю лишь за свой участок Леса.

– Вы хотя бы знаете, что вы всегда не вовремя? – вздохнул Ракитский. – Вы, месяцы? И ты, и те, что раньше?

– Я отвлек от чего-то важного? – спросил человек в костюме, насмешливо глядя на разбитый стул.

– Мне нужно звонить, – Ракитский растерянно развел руками. – Но я не знаю, кому… Я не помню номеров.

– В жизни никогда и ничего не случается вовремя, – медленно, растягивая каждое слово, сказал Сентябрь. – Ты никогда не готов встретить что-то достойно. Приходится действовать по обстоятельствам. Разве ж ты знал, что тебе придется умереть? И потом еще звонить? Да? – зачем-то спросил он и тут же сам ответил. – Не знал, конечно. А так бы – подготовился, номера выписал…

Он сложил руки на груди и прошелся взад-вперед под взглядом Ракитского.

– Но теперь ты растерян и не понимаешь, что делать. А делать ничего не нужно. Иногда, представляешь, бывает и такое? – Сентябрь рассмеялся. – Самое время думать. И вспоминать то, что ты никогда бы не вспомнил. Именно затем ты здесь. Видишь? – он обвел рукой вокруг. – Здесь нет ничего лишнего. Полная противоположность той жизни, к которой ты привык, – человек в костюме снова расхохотался. – Не правда ли?

– В моей жизни была ясность. И это самое главное. А здесь я ни черта не понимаю. Если вы хотите, чтобы я во что-то врубился, что-то осознал там, то нужно объяснять.

– Ну, ты даешь! – воскликнул человек в костюме. – Неужели ты думаешь, что все это

было создано только затем, чтобы доказать что-то тебе? Ты серьезно?

– Я не знаю! – Ракитский сорвался на крик. – Не знаю! Не знаю! Что я здесь должен делать? Звонить? Я не помню телефон жены, ничей не помню. Да и зачем? На работу звонить – отсюда? Чтобы сказать, что умер? Родители сами… давно уже там… Дети… Вот только дочери номер помнил. Лучше бы не звонил. А куда? В службу психологической помощи?

– Номер знаешь? – лукаво прищурился Сентябрь.

– Пошел ты, – вяло ответил Ракитский.

Человек в костюме отреагировал немедленно: он помахал рукой и развернулся. Зашагал во тьму, постепенно в ней растворяясь.

– Подумай, – его голос тоже будто бы растворялся, становился тише. – Может быть, ты помнишь еще телефон. Может быть, ты вспомнишь…

Оставшись в тишине, Ракитский понял, что свет прожектора стал еще слабее, словно кто-то покрутил невидимый регулятор. Вспомнил, как в детстве ему подарили «волшебную лампу» – конечно же, в ней не было ничего волшебного, просто свет регулировался прикосновением руки. Лампа была пузатая, похожая на примус, и маленький Ракитский подолгу сидел возле нее, особенно долгими вечерами, если родители вдруг задерживались, лишь изредка решаясь прикоснуться, как к лампе Аладдина. А потом она сломалась, и исчезла из памяти.