Чайки возвращаются к берегу. Книга 2

В то же время Петерсон уже разоблачил, как известно присутствующим здесь товарищам, нескольких кадровых агентов английской разведки. Эти агенты, активно действовавшие в Латвии перед войной и в первые послевоенные годы, были затем, если так можно выразиться, законсервированы англичанами и ожидали нового сигнала к действиям. Такой сигнал последовал от английской секретной службы через Петерсона. Оставлять на свободе этих агентов мы не имеем права, но одновременно с этим должны подумать, как использовать их в наших интересах в радиоигре с англичанами.

Всегда невозмутимый и спокойный, полковник Балодис, вот уже три с половиной года живший бок о бок со своими заклятыми врагами, встречавшийся с ними один на один и со многими сразу, знавший, что любой промах может оказаться смертельным для него, как для минера смертельна любая ошибка, встал по знаку генерала и твердо сказал:

— Есть только один выход: инсценировать героическую смерть шпиона. Английские разведчики обожают романтику. А что может быть выше героической гибели во славу королевы? Для англичан Петерсон умрет во время очередной радиопередачи. Такая передача, по расписанию Петерсона, состоится в следующую среду. Проводить он ее должен из пустой дачи в Дзинтари, ключи от которой получил сразу по приезде в Ригу. Там же хранится и его рация. Перед отъездом Петерсона на дачу мы его арестуем. По расписанию передача назначена на двадцать один час тридцать семь минут. В двадцать один пятнадцать чекисты окружат дачу и инсценируют бой с Петерсоном и его помощником. Во время боя Петерсон и его напарник будут «убиты». Чекисты вывезут их «тела» на санитарной машине. Местные жители услышат разговоры чекистов о том, что оба шпиона убиты, что убиты и двое или трое чекистов, — надо же, чтобы англичане поняли: бой был нешуточный! Правда, потом придется ремонтировать дачу, холостыми патронами тут не обойдешься, надо, чтобы местные жители увидели выбитые двери, пулевые пробоины, разбитые окна и прочее, чтобы слух об убитых диверсантах достиг ушей какого-нибудь доброхотного корреспондента одной из буржуазных газет, а англичане немедленно запросят Будриса о том, куда исчез Петерсон, не вышедший на связь в условленное время. Будрис после недолгого расследования сообщит о гибели Петерсона и его помощника.

Затем генерал предложил обменяться мнениями о положении Эгле…

Эту зиму Эгле жил под наблюдением Коха на отдаленном хуторе. Его сознание затемнялось все чаще, и припадки шизофрении становились длиннее. Во время одного из таких припадков он пытался покончить с собой. Коху пришлось отобрать у него оружие, спрятать все веревки, вожжи, но не было никакой гарантии, что за ним удастся уследить и предотвратить следующую попытку самоубийства: сумасшедшие, подверженные какой-нибудь идее, бывают хитрее здравомыслящих.

Иногда он составлял очередное тайнописное послание, все содержание которого сводилось к жалобным мольбам о возвращении в Лондон, где осталась его семья. Когда-то, в первые месяцы по прибытии в Латвию, Эгле бравировал тем, что бросил отца и мать, жену и двоих детей и ушел воевать за идеалы свободной Латвии. Теперь он все чаще и чаще вспоминал о них и каялся, почему не послушал отца, работавшего бракером леса в Лондонском порту. Эти три с лишним года подпольной жизни совсем изнурили его.

Балодис прочитал последнее письмо Эгле от 15 января: