Чайки возвращаются к берегу. Книга 2

— На прощание Маккибин устроил мне ужин, который был назван им вечером змей и должен служить нам паролем для связи. На вечере он спросил, какими пристрастиями обладает мой непосредственный начальник? Естественно, он имел в виду неуловимого руководителя «национально мыслящих» латышей Будриса. Но поскольку «Будрис» имя собирательное, а моим непосредственным начальником являетесь вы, я вспомнил, что вы отличный рыболов, и сказал об этом. Оказалось, что у мистера Маккибина то же самое хобби! И он перед моим отъездом в качестве подарка передал мне для вас лучшее украшение из своей коллекции…

Егерс улыбнулся, сказал:

— Ну что ж, пусть подаренный нами мистеру Маккибину чернильный прибор с изображением Лачплесиса будет стоять на его письменном столе как памятник его карьере разведчика, а его подарок напоминает, что в наших водах все еще водятся опасные хищные рыбы, которых можно поймать только на искусно выполненную блесну.

— Карьеру-то он сделал, товарищ генерал! — дополнил этот спич Вэтра. — Секретарь Маккибина мисс Нора перед моим отъездом передала мне под секретом, что перед предстоящей отставкой Маккибина королева, по представлению «Интеллидженс сервис», за исключительные результаты, достигнутые отделом «Норд», особенно в последние годы, в разведывательной работе против советских прибалтийских республик, наградила его орденом… В наградной реляции Маккибина добрую половину занимало описание его «ратных» дел, совершенных по чистой иронии судьбы с помощью начальника одного из ваших отделов полковника Балодиса! Так что прошу вас наложить взыскание на полковника за то, что он способствовал возвышению одного из наших злейших врагов!

И снова все засмеялись.

За окном давно уже текла безлунная ночь, а здесь еще только начинался веселый праздник. Первый тост произнес Егерс: за возвращение славного разведчика из долгого и трудного путешествия без визы.

После тостов Балодиса и полковника Вавина Егерс встал снова и провозгласил свой второй тост: за подругу Вэтры-Лидумса Анну, которая всегда верила в благополучное возвращение мужа после выполнения специального задания, за возвращение к ней!

Вэтра почувствовал невольное волнение. Егерс сказал свой тост так, что было понятно, он совсем недавно, может быть сегодня днем, разговаривал с Анной! И что-то произошло с нею, если он так уверенно говорит, что Анна ждет мужа…

Как же возникло противоречие между прямым словом генерала и уклончивым — Балодиса? Кто из них прав?

Он с некоторой неловкостью спросил генерала, давно ли тот видел Анну?

Оказалось, что Егерс довольно часто видится с Анной. Как он объяснил, полковник Балодис, которому была поручена забота о жене отсутствующего товарища, оказался чрезмерно занят… Да и постоянные требования англичанами всевозможных сведений могли бы менее спокойного человека довести до отчаяния. А Балодису приходилось перемешивать правду с ложью почти ежедневно, притом делать это так, чтобы в одном случае и ложь выглядела правдой, как было с передачами Петерсона, а в другом — и правда казалась ложью, как было с передатчиком Тома и Адольфа. В конце концов Балодис был вынужден обратиться к генералу с просьбой освободить его от забот об Анне.

Анна и сама поняла, что Балодиса тяготят встречи с нею, вероятно, обиделась и стала холоднее относиться к старому другу мужа. Вот тогда-то она и познакомилась с Егерсом, с его семьей, и особенно близко с женой генерала. «У женщин, — улыбнулся генерал, — всегда найдутся общие интересы…»

А потом выяснилось, что Анна переживает творческий кризис. Сначала речь шла о частных неудачах: не приняли такой-то рисунок в издательстве; отказались выставить картину на весенней выставке года; не включили в списки делегатов на съезд художников; отклонили проспект оформления нового журнала. Генерал пытался помочь художнице по мере сил, побывал даже в Союзе художников, но там ему ответили прямо: Анна Вэтра исчерпала свою манеру письма и стала повторяться. Если она не найдет в себе сил переломить свой сентиментализм, условность рисунка и его статичность, ее ожидает довольно бесславное существование «обиженного», «непонятого» таланта.

Вот тут Егерс и предложил неожиданную атаку на «позиции» Анны.