Чайковский

Син от­ца Иако­ва учил­ся в Ки­еве. Пос­ла­ли за ним гон­ца - и вот при­ехал в Пи­ря­тин Алек­сей-по­по­вич, кра­са­вец юно­ша лет двад­ца­ти.

- А! - го­во­рит до­гад­ли­вый чи­та­тель, - кра­са­вец юно­ша и мо­ло­денькая доч­ка пол­ков­ни­ка - сто­ит их влю­бить друг в дру­га и сост­ро­ит­ся ро­ман. - Я не вы­ду­мы­ваю ро­ма­на, ниче­го ве строю, а рас­ска­зы­ваю быль, как сам слы­шал; но ес­ли вы до­га­да­лись, спо­рить не ста­ну. Точ­но, Алек­сей и дочь пол­ков­ни­ка Ма­ри­на по­лю­би­ли друг дру­га страст­но, как лю­бят в их ле­та, пыл­ко, как лю­ди, вы­рос­шие под стро­гою фе­ру­лой и го­то­вые пре­даться всею пол­но­тою ду­ши перво­му стрем­ле­нию серд­ца… Чем вы креп­че сож­ме­те по­рох, тем сильнее бу­дет взрыв: вспом­ни­те, что они лю­би­ли пер­вою лю­бовью, и по­за­ви­дуй­те им!

Многие поч­тен­ные лю­ди при сло­ве "лю­бовь" де­ла­ют уди­ви­тельную гри­ма­су, буд­то поп­ро­бу­ют ре­ве­ню или ус­лы­шат про чу­му или хо­ле­ру. Для ме­ня это не­по­нят­но. Уж не из за­вис­ти ли это, гос­по­да поч­тен­ные лю­ди? За­чем скры­вать, уни­жать, сты­диться са­мо­го луч­ше­го, вы­со­ко­го чувст­ва? Хо­тел бы я знать, что спо­соб­нее об­ла­го­ро­дить, по­бу­дить че­ло­ве­ка к са­мым ве­ли­ко­душ­ным, бескорыстны­м пос­туп­кам, как не лю­бовь? А мно­гие ста­вят ее в од­ну ка­тегорию с бе­лой го­ряч­кой; мно­гие не по­со­вес­тят­ся кри­чать в об­щест­ве, что лю­бят пу­де­ля, ружье, ло­шадь, моро­женое, и ни­как не приз­на­ют­ся в люб­ви к по­доб­но­му се­бе че­ловеку дру­го­го по­ла.

Не на­ша ли ис­пор­чен­ность это­му при­чи­ною?

Некоторые счи­та­ют прес­туп­ле­ни­ем да­же взгляд, бро­шенный на жен­щи­ну, ис­пол­нен­ный ти­хо­го, благоговейно­го ч­увст­ва удив­ле­ния кра­со­те ee!..

Что бы вы по­ду­ма­ли об об­щест­ве, в ко­то­ром каж­дый бо­ится пос­мот­реть на ча­сы или шля­пу сво­его при­яте­ля, чтоб не ска­за­ли дру­гие: бе­ре­ги­тесь, он хо­чет ук­расть ва­ши ча­сы, ва­шу шля­пу?..

Время шло, а по­по­вич Алек­сей и не ду­мал о пос­вя­ще­нии, мыс­ли его бы­ли да­ле­ко от стро­го­го са­на: ду­ша но­си­лась в чуд­ном мо­ре меч­та­ний люб­ви, дру­гой мыс­ли, дру­го­му чув­ству не бы­ло мес­та: вез­де она, вол­шеб­ни­ца, с сво­ими обая­тельными ча­ра­ми, с то­ми­тельны­ми тре­во­га­ми и свет­лыми на­деж­да­ми… Иног­да, бы­ва­ло, си­дит Алек­сей в са­ду под че­ремухой и чи­та­ет Ци­це­ро­на: нап­рас­но во­об­ра­же­ние хо­чет пе­ре­нес­тись на мно­го­люд­ный римс­кий фо­рум, где так гроз­но, так са­мо­на­де­ян­но го­во­рит ве­ли­кий ора­тор. Кру­гом теп­ло, све­жо, столько не­ги в ве­сен­нем воз­ду­хе; черемух­а ти­хо по­ма­ва­ет бе­лы­ми кис­тя­ми сво­их ду­шис­тых цве­тов; ты­ся­чи пчел и дру­гих на­се­ко­мых са­дят­ся, перелета­ют, жуж­жат меж­ду цве­та­ми; за са­дом пле­щут­ся и роп­щут ти­хие струи Удая, и реч­ной трост­ник нашептывает ­приятн­ую, ус­по­ко­ительную ду­му. Чуд­ный ак­корд ве­ли­кой музык­и при­ро­ды! Ти­хо кло­ни­лась кни­га из рук мо­ло­до­го студент­а, и на ве­ли­ко­леп­ное, гро­мо­вое на­ча­ло ре­чи Цицер­она за XII таб­лиц. Fre­mant om­nes li­cet, di­cam qu­od sen­sio!, [1] он ед­ва слыш­но от­ве­чал: amor!.. и вслед за этим сло­вом меч­та его бро­са­ла шум­ный Рим и нес­лась к Марин­е. И вот оно, чуд­но хо­ро­шая, яви­лась спо­кой­ною, опус­тив длин­ные рес­ни­цы; сла­дост­ное, не­вы­ра­зи­мое чувст­во бла­го­го­ве­ния об­ве­ва­ет роб­ко­го юно­шу: це­лый бы век смот­рел на нее!.. Но вот она улыб­ну­лась, отк­ры­ла очи - буд­то не­бо разд­ви­ну­лось пред Алек­се­ем. Как от солн­ца, из ог­ненных очей па­да­ли ему на серд­це лу­чи жиз­ни и вос­тор­га.. Чуд­ное ви­де­ние!.. Вдруг оно скры­лось; что-то ле­гонько тро­ну­ло по ли­цу Алек­сея… Гля­дит: он весь осы­пан цветам­и; гвоз­ди­ки, лев­кои, черноб­ривцы ка­тят­ся с не­го на зем­лю; ста­ри­ка Ци­це­ро­на прик­ры­ла мах­ро­вая пун­цо­вая ма­ковка; в сто­ро­не слы­шен ти­хий смех: из-за плет­не­во­го за­бора лу­ка­во гля­дит черноока­я, чер­но­куд­рая го­лов­ка молод­ой цы­га­ноч­ки, слу­жанки Ма­ри­ны, кла­ня­ет­ся и исчез­ает, звон­ко на­пе­вая из­вестную пес­ню.

Барвiночку зе­ле­ненький,

Стелися ни­зенько,А ти, ми­лий,чор­ноб­ри­вий,Присунься бли­зенько!

Почти каж­дый ве­чер, ког­да за­ти­хал шум в ок­рест­нос­тях Пи­ря­ти­на и свет­лый ме­сяц, вы­хо­дя на тем­но-си­нее не­бо, гля­дел­ся в Удай, ти­хо проп­лы­ва­ла ло­доч­ка у са­мо­го бе­ре­га пе­ред до­мом пол­ков­ни­ка и кто-то пел на ней пес­ни; го­лос пев­ца, том­ный, страст­ный, зву­чал, пе­ре­ли­вал­ся, бу­дил дальнее эхо и ис­че­зал пос­те­пен­но, за­ми­рая в от­да­ле­нии.

- Недурно по­ет че­ло­век! - ска­жет, бы­ва­ло, пол­ков­ник, по­куривая на крыльце труб­ку.