Чайная роза

— Как-нибудь сам справлюсь. Уплыву в Нью-Йорк.

Фиона забыла этот разговор и вспомнила о нем только тогда, когда узнала, что Чарли дерется за деньги. Выходило, что брат не шутил. В Америке улицы вымощены золотом. Если он уедет туда, сразу станет богачом. Конечно, она будет за него рада, но ведь это так далеко… Да, верно, Чарли был настоящим обормотом, но Фиона любила брата, а люди, уезжавшие в Америку, никогда не возвращались оттуда. Если человек садился на пароход, от него не оставалось ничего, кроме воспоминаний и случайных писем.

Если бы Чарли уехал, Фиона скучала бы по нему, но она понимала его стремление сменить место. Он тоже не желал мириться с будущим, в котором не было ничего, кроме работы на износ. Почему такой должна быть ее судьба? И судьба Чарли? Потому что они бедные? Бедность — не порок; сам Господь был бедным и принадлежал к рабочему классу, всегда напоминал отец. Отец Диген тоже говорил, что бедность — не грех, но считал, что с этим нужно смириться. Если ты беден — значит, так пожелал Бог, а с Ним не поспоришь. Каждый сверчок знай свой шесток.

Фиона обвела взглядом Монтегью-стрит. Неказистые, закопченные домики с тесными комнатами, тонкими стенами и перекошенными оконными рамами. Она знала, как живут почти все местные обитатели. Номер пять, Макдонохи: девять детей, вечно голодных. Номер семь, Смиты: отец игрок, мать не вылезает из ломбарда, а дети бегают без присмотра. Номер девять, Филлипсы: бедные, но уважаемые. Миссис Филлипс никогда не улыбается и всегда моет крыльцо.

Неужели это ее шесток? Черта с два! Она об этом не просила. Пусть свой шесток знают другие. Она найдет себе другой, получше. Точнее, они с Джо.

Джо… Воспоминание о том, чем они занимались в переулке вчера вечером, заставило ее улыбнуться. Когда девушка думала об этом, ей становилось тепло, а думала она об этом постоянно. Фиона пошла в церковь, собираясь во всем признаться отцу Дигену, но по дороге решила, что это его не касается. Ничего плохого они не сделали. Конечно, священник скажет, что это грех, но она-то знает, что это не так. Ведь это же Джо…

«Что это со мной?» — думала она. Так поступать было нельзя; о таком даже думать не следовало. Но через минуту снова представляла себя наедине с Джо, вспоминала его поцелуи и запретные прикосновения. Неужели так всегда поступают перед этим?

Представление о дальнейшем у нее было самое смутное. Она слышала, что в это время мужчина сильно толкает, но почему? Потому что не лезет? А если не лезет, значит, это больно? Ах, если бы кто-нибудь рассказал! Подруги знали не больше ее, а она скорее умерла бы, чем спросила об этом Чарли.

Подошел Сими, привалился к ней и зевнул, глаза у него были сонные. Наступил мертвый час. Фиона собрала кубики, отвела брата в дом и уложила в гостиной. Мальчик уснул раньше, чем сестра успела снять с него ботинки. Фиона на цыпочках вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Чарли не было. Дядя Родди ушел в пивную. Эйлин спала наверху. Даже мать с отцом легли подремать, как делали каждое воскресенье. Чарли с Фионой прекрасно знали, что в это время им мешать не следует.

У нее был по крайней мере час. Можно было выпить чаю и почитать. Прогуляться по Коммершл-стрит и полюбоваться витринами. Навестить подруг. Фиона стояла в коридоре, гадая, как ей поступить, но услышала стук в дверь и открыла.

— Добрый день, миссис, — сказал молодой человек, стоявший на крыльце. — Фрукты-овощи нужны? Репа? Лук? Брюссельская капуста?

— Тише, балбес! Разбудишь брата и весь дом, — ответила обрадованная Фиона. — Ты сегодня рано. Что, плохо торгуется?

— Плохо? Нет, просто… просто закончил пораньше. Закончил и решил немного прогуляться. Вдоль реки, — широко улыбнувшись, ответил Джо.

«Слишком широко, — подумала Фиона. — Никогда он не заканчивает пораньше. И не ходит на реку. Тем более по воскресеньям, когда после трудового уик-энда язык на плече. Тут что-то не так».

— Пошли, — сказал Джо, потянув ее за руку.

Он шел быстро и молчал. Фиона не сомневалась, что у него что-то на уме. Что случилось? Очередная ссора с отцом? Она волновалась, но не хотела начинать разговор первой. Всему свое время.

У Старой лестницы было тихо. На реке тоже. Стоял отлив. Было видно всего несколько барж и лодок. Краны простаивали, грузовые люки на пристани были задраены. Река соблюдала Божью заповедь так же примерно, как и весь остальной Лондон.

Они примостились в середине лестницы. Джо сидел молча, наклонившись вперед и упершись локтями в колени. Фиона посмотрела на его профиль, потом на реку, сделала глубокий вдох и ощутила запах чая. Чай, вечный чай… Просыпавшийся из ящиков и лежащий кучками на полу. Фиона представила себе коричневую пыль, просачивающуюся сквозь половицы и трещины в люках, закрыла глаза и сделала еще один вдох. Запах нежный и крепкий. Дарджилинг.

Спустя минуту-другую Джо сказал:

— Я слышал, Чарли создал себе в «Лебеде» неплохую репутацию.

Фиона знала, что Джо пошел на реку не для разговоров о Чарли. Это лишь присказка. Сказка будет впереди.