Чайная роза

Наконец пришло время уходить. Под грубые шутки и сальные смешки Джо и Милли отправились в шикарный номер, снятый для них Томми. Они должны были провести там ночь, а утром отправиться в свадебное путешествие в Париж, где им предстояло провести два месяца. Милли настаивала на трех, но Томми сказал, что Джо нужен ему в Лондоне. Новоиспеченный муж поспешно согласился. Он понятия не имел, как сумеет провести с Милли два месяца. Даже два часа казались ему невыносимыми.

Очутившись в номере, Милли пошла переодеваться. Джо снял сюртук, ослабил узел галстука, налил себе стаканчик виски, через французскую дверь вышел на балкон и посмотрел на восток. Туда, где находилась Фиона.

К нему присоединилась Милли в кружевном пеньюаре.

— Пойдем в постель, — обняв мужа, прошептала она.

Джо напрягся.

— Мне и здесь хорошо.

— Что-то не так? — спросила Милли, глядя ему в глаза.

— Нет, все в порядке. Просто я устал. День был длинный.

— Сейчас отдохнешь. — Милли крепко прижалась к нему.

Джо закрыл глаза, чтобы жена не увидела в них отвращения.

— Милли, я хочу немного подышать. Ложись, ладно? Ты тоже устала. Я скоро приду.

— Обещаешь?

— Да.

Ложь в первую брачную ночь. Господи, как он это выдержит? Что скажет, когда ссылки на желание подышать свежим воздухом станет недостаточно? Что он не может ее видеть? Что его тошнит от ее улыбки, голоса и всего остального? Что он не любил ее и никогда не полюбит? Джо смотрел в стакан, но ответа там не было. Пришлось напомнить себе, что Милли забеременела по его вине. Скоро она станет матерью его ребенка; он не имеет права быть жестоким. Если бы время можно было вернуть назад, он убежал бы из спальни Милли еще до того, как лег с ней в постель.

На месте Милли должна была быть Фиона. Сердце Джо обливалось кровью. То, что их обвенчали и Милли стала его женой, ничего не изменило. Фиона по-прежнему принадлежит ему, а он ей. Даже если ему больше не суждено заглянуть в любимое лицо. Увидеть свет ее глаз, услышать ее взволнованный голос, прикоснуться к ней, любить ее. Что с ней будет? Он знал ответ. Со временем Фиона забудет его и полюбит другого. И этот другой, кем бы он ни был, будет видеть ее улыбку, разговаривать с ней днем и обнимать ночью. От этой мысли у Джо заболели зубы.

Он должен уйти. Уйти из этой комнаты, уйти от Милли.

В отеле есть бар. Сегодня он напьется в стельку и будет делать это каждый день их проклятого медового месяца. Потом Милли станет не до того. А когда родится ребенок, он придумает еще что-нибудь. Будет ездить в деловые поездки, работать по двадцать четыре часа в сутки. Что угодно, лишь бы больше не прикасаться к ней! Джо вышел в гостиную, закрыл балконную дверь, поправил галстук, надел сюртук и сунул в карман ключи от номера.

— Джо… — сонно окликнули его из спальни. Ответом Милли стал стук захлопнувшейся двери.

Дыхание Эйлин было частым и хриплым. Кейт внимательно прислушалась к нему, ожидая внезапного приступа кашля, но этого не случилось. Она надеялась, что бедная девочка проспит всю ночь. Сейчас десять часов вечера; если Эйлин не закашляется в ближайшие полчаса, то, даст Бог, все обойдется. Кейт сидела в качалке и пила чай, не сводя глаз с малышки. Последние месяцы дались ей нелегко. Под глазами залегли темные круги, лицо покрылось морщинами. Она несколько недель волновалась за здоровье Эйлин, но младшая дочь была не единственной, кто внушал ей тревогу. Кейт посмотрела на кровать. Фиона снова плакала перед сном. С тех пор как Чарли привел ее с реки, прошла неделя, но Фионе не полегчало. Высокая температура продолжала держаться несмотря на лекарства. Она была бледной и отказывалась есть. Кейт с трудом уговорила ее выпить немного бульона.

Кейт тревожила не столько высокая температура, сколько моральное состояние дочери. Фиона не боролась с болезнью; она не делала для этого никаких усилий. Веселая, жизнерадостная девочка исчезла, и ее место заняла какая-то незнакомка с мертвыми глазами. Кейт всегда пугала целеустремленность дочери и ее желание непременно открыть собственный магазин. Но сейчас ей хотелось, чтобы в Фионе воскресла хотя бы искра былой энергии.

Кейт лечила детей от многих болезней, но ничего подобного раньше не видела. Для жара не было никакой причины: Фиона не кашляла, и легкие у нее были в порядке. Живот не болел, ее не тошнило. Когда Чарли привел сестру домой, ее ботинки и чулки были мокрыми, но простуда была тут ни при чем. Ни один врач этого не подтвердил бы, однако Кейт не сомневалась, что причина болезни ее дочери — разбитое сердце.

Когда Кейт узнала о случившемся, ей захотелось свернуть Джо Бристоу шею. Но со временем ее гнев сменился скорбью. Не только по дочери, но и по Джо. К ним пришла Роза Бристоу и принесла от сына почти двадцать фунтов. Эти деньги должны были пойти на осуществление мечты Фионы. Теперь их можно было потратить на оплату счетов врача, лекарства, еду и новое жилье. На этом настояла сама Фиона. Кейт спорила с ней, уговаривала приберечь, но дочь была непреклонна.