Чан Кайши

Принимать в компартию «ненадежного союзника» — Чжан Сюэляна — Сталин категорически запретил, потребовав от Мао и других вождей КПК расширить масштабы единого фронта и изменить негативное отношение китайской компартии к Чан Кайши. О том же, что он сам раньше требовал от КПК борьбы на два фронта (и против японцев, и против Чан Кайши), он, понятно, ничего не сказал.

Вряд ли Мао и другие вожди КПК удивились изменению курса Москвы по отношению к Чану: они уже знали об этом от Пань Ханьняня, того самого, который в январе 1936 года вместе с Ван Мином вел в Москве переговоры с Дэн Вэньи, военным атташе китайского посольства. Приехав в апреле 1936 года в Нанкин для переговоров о едином фронте, Пань поддерживал собственную связь с Коминтерном, пользуясь личным кодом. По сути, он был в то время неформальным представителем Коминтерна в Китае. По просьбе гоминьдановцев 8 августа Пань приехал в Баоань, новую столицу КПК, чтобы выяснить мнение Мао и других вождей о едином фронте. Он-то и ознакомил лидеров партии с новым курсом Москвы в отношении Чана.

И те, разумеется, горячо поддержали этот курс, следуя вну-трикоминтерновской дисциплине. 10 августа они приняли решение «признать Нанкин великой революционной силой национального движения». А через 15 дней послушно направили ЦИК Гоминьдана письмо с предложением прекратить гражданскую войну и начать переговоры. «Суть нашей политики — единение с Чан Кайши для сопротивления Японии», — заявил вслед за этим Мао Цзэдун.

1 сентября 1936 года Чжоу Эньлай отправил письмо Чэнь Гофу и Чэнь Лифу (своим старым знакомым по первому единому фронту), в котором от имени ЦК КПК предложил Гоминьдану «объединиться с СССР и китайской компартией для борьбы против Японии». После этого Чан Кайши решил дать коммунистам последний шанс капитулировать. Он потребовал от КПК начать борьбу «за реализацию трех принципов Сунь Ятсена, прекратить борьбу за свержение национального правительства, перестать конфисковывать земельную собственность, распустить советы, переименовать китайскую Красную армию в Нацио-нал-революционную и переподчинить ее Военному совету Гоминьдана для борьбы против Японии».

Коммунисты на все согласились, но выдвинули требование: начать войну с Японией. А вот этого-то Чан и не мог от них принять. Главным образом потому, что не хотел допустить, чтобы КПК диктовала ему — вождю нации — свою волю. Ведь только себя он считал в праве решать, когда наконец настанет момент самопожертвования. Как доносил в Москву полпред Богомолов, Чан мог решиться на союз с коммунистами «только накануне… войны с Японией и в связи с соглашением с Сов<етским> Союзом». К войне же с Японией в конце 1936 года он еще не был готов.

Не исключено также, что Чан просто не поверил коммунистам. Ведь, как и многие другие антикоммунисты и в Азии, и в Европе, он был убежден, что «Коминтерн был всегда наиболее изолгавшимся учреждением в этой рекордно изолгавшейся стране <СССР>»[62]

. Поэтому прежде, чем что-то подписывать с КПК, он решил добить китайскую компартию в ее «логове», призвав свои войска к новому, шестому, карательному походу. Как раз к тому времени, середине сентября, ему удалось ценой больших усилий, в том числе подкупа, решить проблему с юго-западными милитаристами, вынудив их прекратить мятеж, и он теперь мог вновь бросить все силы против коммунистов.

Разгром компартии должны были завершить Молодой маршал Чжан Сюэлян и генерал Ян Хучэн, войска которых, как мы знаем, базировались на границах советского района Шэньси-Ганьсу-Нинся. 22 октября 1936 года Чан на аэроплане прилетел из Нанкина в столицу провинции Шэньси — город Сиань, чтобы скоординировать последнюю антикоммунистическую кампанию. Но там 26 октября он получил обращение 46 руководителей компартии, направленное ему и генералам гоминьдановских войск, дислоцированных на северо-западе. На этот раз коммунисты требовали прекратить наступление на Красную армию, вновь предлагая прямые переговоры о едином фронте против японских агрессоров. Чан, однако, расценил и это их письмо как обман. Коммунисты, заявил он, «несомненно являются интернационалистическими марионетками (то есть агентами СССР. — А. П.), а китайский народ приносят в жертву».

Но Молодой маршал Чжан Сюэлян так не считал и попытался уговорить Чан Кайши остановить карательный поход, объединившись с КПК. Чан вспылил и, накричав на него, отверг его предложение как «капитуляцию». «<Чжан Сюэлян> ничего не понимает, и от этого у меня болит сердце», — записал он в дневнике.