Чан Кайши

17 июля Чан Кайши вновь выступил перед высшими лицами партии и государства — на этот раз с речью, предназначавшейся для печати. Это было его своеобразным «Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»[69]. Он напомнил о том, что говорил два года назад, в ноябре 1935-го, на V съезде Гоминьдана: «Мы ни в коем случае не откажемся от борьбы за мир до тех пор, пока надежды на мир полностью не исчерпаны; мы ни в коем случае не будем бездумно призывать к самопожертвованию до тех пор, пока самопожертвование не станет нашим последним рубежом». После чего заявил, что последний рубеж достигнут: «Мы можем только пожертвовать собой и повести борьбу до самого конца. Только решимость к полному самопожертвованию может принести нам окончательную победу».

Чан отверг все надежды на компромисс, подчеркнув, что мир возможен только на основе сохранения территориальной целости Китая и уважения его суверенных прав.

Утром 20 июля это обращение было распространено Центральным агентством новостей Китайской Республики. А через четыре дня Чан написал старшему сыну в Сикоу: «Тебе не надо волноваться по поводу вторжения японцев в Китай, я уверен, что найду возможность их окоротить».

Речь Чана от 17 июля, однако, на японцев не подействовала. Они посчитали, что он блефует, и 26 июля ударили по Бэйпину. Через три дня Сун Чжэюань по приказу Чана оставил город, отойдя на юг, к Баодину, а на следующий день пал Тяньцзинь. Чан был потрясен: «Карлики-бандиты легко взяли Бэйпин и Тяньцзинь, это случилось вне всяких ожиданий. Но если сегодня они так легко сделали это, разве нельзя быть уверенным в том, что в другой день они так же легко потерпят поражение?»

И Чан Кайши решил сам выбрать и этот день, и новое место, где мог бы преподать японцам урок. В начале августа он принял решение перенести боевые действия с северокитайской равнины в Шанхай. Это, по-видимому, порекомендовал ему его главный военный советник фон Фалькенхаузен. И он, и Чан считали, что на улицах города легковооруженным китайским войскам будет удобнее вести боевые действия, чем на просторах Северного Китая. Кроме того, открытие фронта в Шанхае, центре экономических интересов англо-американских инвесторов, могло привести к прямому вмешательству в конфликт западных держав, что скорее всего вынудило бы японцев свернуть боевые действия в Китае, так как к открытому конфликту с Западом Страна восходящего солнца была тогда не готова. Наконец, Чан рассчитывал на то, что война в Шанхае сорвет быстрое наступление японцев в Северном Китае. Вот что по этому поводу писал впоследствии его младший сын Вэйго: «7 августа 1937 года, выработав стратегию на длительный срок, президент Чан решил… “сконцентрировать свои главные силы против врага в Шанхае для того, чтобы вынудить японскую армию оперировать по линии восток-запад вдоль реки Янцзы”… Это было одним из выдающихся достижений стратегического плана генералиссимуса Чана, направленного на изменение операционной линии японской армии».

Поразительно, но ни Вэйго, ни фон Фалькенхаузена, ни самого Чан Кайши не смущало то, что в результате такого «выдающегося достижения» Чан обрекал на смерть десятки, а может быть, сотни тысяч мирных жителей Шанхая — города, который он собирался превратить в ловушку для японцев. Не волновало их и то, что сам город — крупнейший центр промышленности, торговли и культуры Китая — должен был быть разрушен — может быть, до основания!

В тот день, 7 августа, уже находясь в Нанкине, Чан созвал новое закрытое совещание высшего руководства, посвященное вопросам обороны. Сурово глядя в зал, он, срывая голос, нервно обратился к собравшимся:

— Итак, товарищи, нам надо решать: будем ли мы сражаться или будем уничтожены?

Он попросил тех, кто хочет сопротивляться Японии, встать. Поднялись все, в том числе Ван Цзинвэй. «Решение сражаться принято», — записал он в тот вечер в дневнике.

Выбрав Шанхай как главное место сражения, Чан немедленно направил туда крупные силы — 450 тысяч солдат и офицеров, в том числе две лучшие дивизии, вооруженные и натренированные немцами. Как и в случае с переброской войск на север в июле, он хорошо понимал, что нарушает достигнутое ранее с японцами соглашение — на этот раз заключенное в марте 1932 года после японской атаки на Шанхай в начале того года. По этому соглашению, как мы помним, китайцы не имели права держать свои войска ни в Шанхае, ни в его окрестностях. Иными словами, Чан опять сознательно шел на провокацию.

Японцы потребовали, чтобы Чан отвел свои войска, но тот не стал этого делать. Они обратились за помощью к представителям держав, но те, увы, были бессильны. Тогда всем стало ясно, что новой бойни в Шанхае не избежать.