Чан Кайши

Оставшись один и едва сдерживая гнев, он написал на полях телеграммы Рузвельта: «Эта телеграмма равнозначна ультиматуму. Она не только унижает меня лично, но и является актом агрессии против моей страны (выделено в документе. — А. П.). С начала моего революционного пути, хотя и Япония, и СССР изо всех сил угрожали мне, но и их деяния не были настолько не приемлемы, как это… Это — пятно на политической карьере Рузвельта и несмываемый позор в истории китайско-американских отношений». А в дневнике сделал следующую запись: «С тех пор, как 7 июля этого года я получил от Рузвельта обидную для нашей страны телеграмму, я опять, в третий раз, терплю боль и обиду… Это нельзя снести… Почему Господь заставляет меня испытывать позор и боль… Телеграмма Рузвельта — величайшее унижение в моей жизни и в жизни страны за последнее время».

Помимо прочего, его опять кольнуло то, что телеграмма была отправлена из Вашингтона в особый день — на этот раз 18 сентября, в День национальной скорби! (Как мы помним, в тот день в 1931 году японцы начали оккупацию Маньчжурии.) Разумеется, это было простое совпадение, как в случае с телеграммой от 7 июля, но Чан Кайши был настолько уязвлен, что буквально возненавидел Рузвельта.

Стилуэлл же, возвратившись домой, с радостью записал: «Личное. 19 сентября. Ватерлоо[114]

Мелочи пузатой». Наконец-то он мог насладиться видом Чунцина, блестевшего огнями. «Гарпун поразил маленького засранца прямо в солнечное сплетение, пронзив его», — торжествовал он.

Но он рано радовался. Сносить унижение даже от Рузвельта Чан Кайши не желал. Конечно, он не мог открыто выразить недовольство президентом США, но ему ничего не мешало обрушить свой гнев на «Уксусного Джо». 20 сентября Чан попросил министра иностранных дел Т. В. Суна передать Хэрли и Нельсону свою мысль о «пятне», оставленном телеграммой «на американской демократии и на традиционных принципах равноправия и свободы в мире». Т. В. Сун должен был также объяснить посланцам Рузвельта, что «китайская армия не может терпеть унижения со стороны иностранцев, а китайский народ не желает, чтобы иностранцы смотрели на него как на рабов».

21 сентября 1944 года Чан удалился на несколько дней в Хуаншань, где в одиночестве размышлял о том, что делать. Даже с сыновьями, жившими тогда с ним, он не делился мыслями. Наконец 23 сентября он принял решение: убрать Стилуэлла из Китая. И на следующее утро рассказал об этом Т. В. Суну, а вечером — Хэрли, которому на следующий день передал «Памятную записку» для Рузвельта. В этой записке Чан Кайши, в частности, заявил: «Я согласен на выбор американского генерала в качестве главнокомандующего китайско-американскими войсками против Японии в Китае; я передам под его командование все китайские полевые армии и воздушные силы; и назначу его одновременно начальником штаба китайского театра военных действий… Я не могу, однако, возложить эту ответственность на генерала Стилуэлла и должен просить его отставки с поста начальника штаба китайского театра военных действий и освобождения от обязанностей в этом районе».

26 сентября 1944 года он написал о своем решении жене и Кун Сянси, находившимся в Штатах. А затем приказал Куну не просить больше у американцев помощи, чтобы не давать им лишнего повода для насмешек.

2 октября Чан Кайши собрал заседание Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, на котором дал, по его словам, «полный и точный» отчет о том, что произошло. Он был очень возбужден и, стуча кулаком по столу, выкрикивал: «Генерал Стилуэлл должен уйти! Если в Китае и будет американский главнокомандующий, он должен подчиняться генералиссимусу! Похоже, что сейчас американцы стараются по-новому посягнуть на суверенитет Китая! Это новая форма империализма! Если мы согласимся, то будем никем иным, как марионетками! Может, нам просто перейти на сторону Ван Цзинвэя?! Мы можем справиться и без них <американцев> — без их помощи!» Один из присутствующих рассказывал, что Чан был «похож на сумасшедшего».

Рузвельт не стал возражать, хотя выразил «удивление и сожаление», что Чан пересмотрел их прежнюю договоренность относительно Стилуэлла. И заявил, что в создавшихся условиях «правительству Соединенных Штатов <вообще> не следует брать на себя ответственность, связанную с назначением американского офицера командующим Вашими сухопутными силами на территории Китая». А Патрика Дж. Хэрли попросил узнать, кого бы Чан хотел видеть вместо Стилуэлла на посту начальника его союзного штаба. Чан назвал троих генералов, первым из них — Дуайта Эйзенхауэра. Но Рузвельта кандидатуры не устроили, и вдруг Чан в середине октября вспомнил про Ведемейера.

Рузвельт согласился, и 18 октября через Хэрли сообщил Чану об отзыве Стилуэлла и назначении Ведемейера. Чан с удовлетворением воспринял эту информацию.