Чан Кайши

Но тут что-то пошло не так. Радушие русских неожиданно иссякло. Весь октябрь и первую декаду ноября, кроме посещения ряда московских заводов и фабрик, делегация по сути ничем не занималась, и ни Чичерин, ни кто-либо другой из высокопоставленных лиц ее не принимали. Чан страшно разозлился: он решил, что русские просто не хотят принимать план Сунь Ятсена — тот самый, который разработал сам Чан Кайши. Для болезненно обидчивого Чана это был серьезный удар. Он захандрил, целыми днями учился играть на цине (старинном китайском музыкальном инструменте) и не выходил из дома. 18 октября Чан направил в Исполком Коминтерна «Доклад о национальном движении в Китае и о партии Гоминьдан», в котором среди прочего утверждалось, что третий принцип Сунь Ятсена — первый шаг к коммунизму. Однако в ответ на поступившее в тот же день предложение Чичерина встретиться ответил, что болен.

Обиженный Чан согласился на встречу с наркомом Чичериным только через три дня, но был явно не в духе, о чем Чичерин в тот же вечер сообщил полпреду СССР в Китае Карахану: «Делегация нервничает, потому что ей слишком мало занимались и ничего не выходит». Карахан посоветовал Чичерину «обласкать суньятсеновского начальника штаба», о чем нарком сообщил Сталину, Троцкому и другим вождям партии и Коминтерна, заметив: «Между тем происходит обратное. Кроме меня с ним виделся только т. Склянский… Нервозность начальника штаба доходит до крайней степени, он находит, что мы им совершенно пренебрегаем».

Да, вожди большевистской партии действительно скептически отнеслись к «фантастическим» военным планам Суня и Чана. Но не это было главной причиной их неожиданного охлаждения. Они с самого начала считали, что было бы гораздо лучше, если бы их представители (Бородин и военспецы, посланные осенью 1923 года в Южный Китай) обсудили все, что надо, с самим Сунь Ятсеном на месте: ни Чичерин, ни кто-либо другой в Москве реальную военную ситуацию в Китае не представляли. Они вообще находили приезд Чан Кайши в СССР до получения информации от Бородина и советских военных специалистов «неудобным». Но, по словам Чичерина, «не могли отшить» Чана и поначалу вели с ним «некоторые разговоры» просто для того, «чтобы не озлобить его».

В октябре же советскому руководству стало вообще не до Китая. В большевистской партии развернулась борьба между левой оппозицией во главе с членом Политбюро и наркомом по военным и морским делам Львом Давидовичем Троцким, выступившим против бюрократического перерождения партийной верхушки, и большинством ЦК во главе с генеральным секретарем компартии Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Обе фракции, по словам Чичерина, были «очень поглощены» подготовкой к схватке на пленуме ЦК, запланированном на 25–27 октября. Одновременно и ЦК, и Исполком Коминтерна, и Наркоминдел были вовлечены в организацию крупномасштабного коммунистического восстания в Германии: германская революция рассматривалась ими как самая серьезная после Октября 1917-го попытка разжечь пожар мировой революции.

К началу ноября 1923 года, однако, стало ясно, что и большевистский путч в Германии, и левая оппозиция проиграли битву. Вот тогда-то в Кремле, казалось, снова вспомнили о Китае, хотя военного плана Суня так и не приняли. «Военные планы <Суня>, а следовательно, и чисто военные требования, обращенные к нам, откладываются до прояснения обстановки в Европе», — заявил Троцкий. Об этом Чану и другим членам делегации в мягкой форме сказал Склянский. В то же время советская сторона согласилась оказать помощь Гоминьдану в подготовке военных кадров китайской революции. Ну и, конечно, в снабжении ГМД оружием и деньгами.

Чан, конечно, был не очень доволен. Он все это время находился в депрессии и даже попросил советских хозяев устроить его на две недели в санаторий подлечить нервы. Но потом передумал, так как в начале ноября получил плохие известия из Кантона: новая экспедиция Сунь Ятсена против Чэнь Цзюнмина закончилась поражением. И Чан заторопился домой.

В последние дни перед отъездом делегация встретилась с председателем Всесоюзного Центрального исполкома Михаилом Ивановичем Калининым (который произвел на Чана плохое впечатление своей неосведомленностью в международных делах) и наркомом просвещения Анатолием Васильевичем Луначарским, приняла участие в заседании Исполкома Коминтерна, проходившем под председательством главы Исполкома Коминтерна Григория Евсеевича Зиновьева, и даже нанесла визит Троцкому. Вообще-то Троцкий считал «нецелесообразным свидание с китайским генералом, который уже виделся с тов. Селянским и Главкомом», но все же уступил Чичерину, который настойчиво старался «устроить свидание» Чана с наркомом по военным и морским делам.