Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки

Проснувшись как-то поутру, я первым делом заглянул в газеты — осведомиться, что нового (и гнусного) на свете, а потом поглядел через окно на небо, чтоб узнать, нет ли чего нового и под солнцем, и тут — к удивлению своему, обнаружил, что над окном моей мансарды ровной чередой повисли двенадцать сосулек. Самая большая и самая прекрасная сосулька была длиной с локоть и толщиной в руку; все остальные были немножко короче и тоньше, — вероятно, для того, чтобы сразу было ясно, что даже среди сосулек не может быть никакого равенства. Я не берусь утверждать, что двенадцать моих сосулек — такое уж необычайное и редкое явление. Поразительным тут было, собственно, только то, что при виде их я ни с того ни с сего ощутил буйную радость. И когда я удивился, обнаружив, что блаженно ухмыляюсь и потираю от удовольствия руки, то понял: так же как многое другое (снег, например, гусеницы, ракушки, кролики и шарики), сосульки неразлучны с воспоминаниями о детстве.

Право, только мальчишка может по-настоящему оценить столь любопытный предмет, каким оказывается сосулька; впервые увидев ее, он тотчас с радостным изумлением обнаружит, что:

1) сосульку можно обломить, и при этом раздастся весьма приятный стеклянный звук;

2) сосульку можно сосать; и хотя это ужасно холодно, а детские лапки коченеют от тающего льда, но как новинка сезона — это редкое удовольствие;

3) сосульки, намерзшие на водосточном желобе, удобно обстреливать, как мишень, снежками, особенно если поблизости нет окон. Сшибить этакую здоровенную сосульку, чтоб она с сухим треском вдребезги разлетелась по стылой земле хрустальными осколками, — это, бесспорно, одно из величайших наслаждений и славнейших жизненных удач; тот, у кого ни разу за всю жизнь не было своей сбитой сосульки, не знает, что такое молодечество, зима и красота мира, а главное, он не знает, что такое настоящая сосулька.

Да, да, так оно и есть: сосульки слишком тесно связаны с детством; потому-то, дружище, ты и теперь смотришь на нее с восхищением и восторженно улыбаешься, и у тебя такое чувство, что сегодняшний день тем и хорош и весел, что осенен двенадцатью ледяными сталактитами. Смотри, ты мог бы протянуть к сосульке руку и попробовать убедиться, с каким чудным стеклянным звоном она отломится, но ты не сделаешь этого; тебе вдруг станет как будто жаль ее. Ты мог бы отломить кусочек и пососать, но и этот интерес теперь почему-то безмерно далек от тебя. Что это, неужто в тебе совсем угасло детское желание испытать, на что годится сосулька, и что вообще можно делать с разными вещами, которые встречаются на свете? Нет, желание скорее всего не угасло, но теперь мне интересно другое, чего я не замечал раньше, — мне интересно, например, как сосулька растет. Она как бы складывается — кольцо за кольцом, слой наслаивается на слой, пока не образуется такой вот длиннющий сталактит. Это только кажется, будто сосулька стекает с крыши; на самом деле она — результат терпеливого сложения. Стоит только присмотреться внимательнее, чтоб увидеть горизонтальные звенья, но можно установить и еще кое-что, — например, откуда дул ветер в тот момент, когда сосулька росла, ибо на противоположной ее стороне образуется шишка — в зависимости от того, куда отлетала замерзавшая капля воды; вся сосулька равномерно разделена этими карнизами, как стебель хвоща. А пока я отмечал все это, самая крупная из моих сосулек увеличилась на целое звено, и теперь я могу сказать, что видел, как сосулька растет.

Так обстоит, очевидно, дело с человеческим познанием вообще. Наверное, во всех вещах человека интересовало сперва, можно ли сломать их, полизать либо как-нибудь еще употребить; только сотни, а может, тысячи лет спустя ему сделалось любопытно, как вещи возникают и какой закон за этим стоит. Может, человечество молодо, пока оно пробует, на что годятся разные предметы или материалы — ну, скажем, в пищу либо для войны; когда же оно повзрослеет, то станет наблюдать, уже не торопясь и более внимательно, как вещи, собственно, выглядят, как они возникают и какие морфологические либо генетические законы управляют ими. И во многом — увы! слишком во многом — мы все еще находимся на стадии, когда любят лизать либо, любопытства ради, разбивать вдребезги.

1937

Назад к природе

Чтоб не было кривотолков и чтоб никто не подумал, будто я завистлив, — желаю всем, кто в эти зимние дни носится по горам, сыпучего, доброго, сорокасантиметрового снега, счастливых спусков со склонов и всяческих удач вообще. Да будет так!