Через день после премьеры Чарли уехал из Лос-Анджелеса, чтобы присутствовать на первом показе в Нью-Йорке, но эта поездка стала началом более длительного путешествия. Пробыв неделю в Нью-Йорке, он вместе с Торики Коно и своим пресс-секретарем Карлайлом Робинсоном поднялся на борт парохода Mauretania, направлявшегося в Лондон. Репортеру Чаплин сказал: «Мне не терпится еще раз увидеть места своего детства, проверить, есть ли еще там продавец горячих колбасок и лепешек со своим колокольчиком». Кроме того, Чарли хотел отдохнуть. Во время перехода в Европу он почти не выходил из каюты и не общался с другими пассажирами. После успеха «Огней большого города» Чаплин впал в депрессию. «Что я буду делать дальше?» – спрашивал он у друзей.
В Лондоне Чарли ждал еще более восторженный прием, чем десятью годами раньше. В Плимуте Большая западная железная дорога предоставила в его распоряжение экскурсионный вагон, который сразу окружили почитатели. Журналист The Times, описывавший прибытие Чарли на Паддингтонский вокзал, отмечал: «Диккенс кое-что знал о популярности, но если бы он мог увидеть, сколько людей собралось… ради мистера Чаплина, то в изумлении стал бы тереть глаза». По словам газетчика, Чарли был взволнован аплодисментами толпы. Он ловко взобрался на крышу автомобиля, размахивая шляпой и отвечая на приветственные крики, и медленно и торжественно отъехал от вокзала.
Премьера «Огней большого города» состоялась в театре Domi-nion на Тоттенхем-Кортроуд. Чаплину пришлось воспользоваться боковым входом из переулка за час до начала сеанса, чтобы скрыться от толпы. Впрочем, по окончании просмотра он появился в окне верхнего этажа, где его фигуру осветили прожекторы.
Сразу после прибытия Чарли в город началась череда визитов, продолжавшихся две недели. Он гостил у Уинстона Черчилля в Чартвелле и несколько раз виделся с Гербертом Уэллсом. Он ужинал в Чекерсе с премьер-министром Рамсеем Макдональдом и даже попытался обсудить с ним экономические проблемы. Макдональд при этом просто кивнул, сохраняя на лице загадочное выражение. Он заговорил с Дэвидом Ллойд Джорджем, 1-м графом Дуйвором и близким другом Черчилля, о безработице, но, по своему собственному признанию, не мог не заметить сдерживаемый зевок. У Чаплина была масса идей в области финансов – сократить численность правительства, контролировать цены, процентные ставки и прибыль, отказаться от золотого стандарта, однако экономические теории актера никого не интересовали.
В доме Нэнси Астор, первой женщины, ставшей депутатом палаты общин, Чаплин обсуждал вопросы политики с экономистом Джоном Кейнсом и писателем Бернардом Шоу. Переступив порог гостиной особняка леди Астор на Сент-Джеймс-сквер, он заметил, что словно оказался в зале славы у мадам Тюссо. И тем не менее Чаплин не мог поверить в реальность газетных заголовков, которые сообщали, что все по-прежнему любят Чарли.
Он также совершил одно глубоко личное путешествие, в одиночестве, – посетил приют для сирот и брошенных детей в Хэну-элле, куда его поместили в семилетнем возрасте. Чарли приехал туда без сопровождающих. Он никого не предупредил о своем визите, однако о его присутствии вскоре стало известно учителям, а также детям, которым велели собраться в столовой. Корреспондент газеты Daily Express, впоследствии беседовавший с теми, кто видел Чаплина, записал, что он вошел в столовую, где четыре сотни мальчиков и девочек громко закричали, увидев его, – и вошел эффектно. Он хотел приподнять шляпу, а она словно по волшебству подпрыгнула и повисла в воздухе. Он взмахнул тростью и ударил себя по ноге. Он вывернул ноги и прошелся своей неподражаемой походкой. Это был Чарли! Крики! Радостный визг! Снова крики!
Карлайл Робертсон вспоминал, что Чаплин плакал, когда вернулся в отель. Сам Чарли рассказывал писателю Томасу Берку, что это было самое сильное эмоциональное потрясение в его жизни. Он говорил: «…присутствие среди этих строений и соприкосновение со всем – страданием и чем-то другим… Это был шок. Понимаете, я до конца не верил, что это