Чародей

«Недостаточно будет нарушить его чары, – мрачно подумал он. – Нужно обратить их против Мидийца».

Наконечником посоха он сдвинул один камешек из круга, разрушив его силу. Теперь он мог сесть на корточки около круга, не чувствуя вреда. Не прикасаясь ни к одной гальке, он низко наклонился и понюхал их. От них исходил сильный запах Мидийца, и Таита с холодным удовлетворением улыбнулся.

– Он касался их голыми руками, – прошептал Таита. Иштар оставил на камнях следы своего пота. Таита мог использовать это слабое истечение его соков. Осторожно, чтобы не повторить прежнюю ошибку, он передвигал камешки концом посоха, создавая другой рисунок: наконечник стрелы, указывающий в ту сторону, куда ушел Иштар. Таита набрал полный рот воды из меха и выплюнул ее на гальку, которая влажно заблестела в лунном свете. Затем он нацелил посох как копье вдоль той же линии, что и наконечник стрелы из гальки.

– Кидаш! – крикнул он и почувствовал, как возросло давление на его барабанные перепонки, словно он глубоко погрузился под поверхность океана. Но давление не стало невыносимым и медленно уменьшилось. Таита ощутил облегчение и удовлетворение. Дело было сделано. Он повернул чары против Мидийца.

В лиге впереди по дороге спешил Иштар Мидиец. К этому времени он совершенно точно знал о преследовании. Он не сомневался, что преграда, установленная им на дороге, остановит большинство людей, но знал, что она не задержит надолго того, кого он боялся пуще всех прочих.

Внезапно он покачнулся на ходу и сжал уши обеими руками. Боль ослепляла, как если бы в его барабанные перепонки глубоко вонзили раскаленный докрасна кинжал. Иштар застонал и упал на колени.

– Это – Чародей. – Он всхлипнул. Боль была такой острой, что мешала думать ясно. – Он обратил заклятье против меня.

Трясущимися руками Мидиец дотянулся до мешочка на поясе и достал свой самый мощный талисман, сухую забальзамированную руку одного из детей фараона Тамоса – ребенок умер вскоре после рождения во время поветрия Желтых Цветов. Иштар ограбил гробницу маленького принца, чтобы получить ее. Рука была темная и скрюченная, будто лапа обезьяны.

Он поднес ее к голове, в которой стучало от боли, – и почувствовал, что страдание уменьшается. Пошатываясь, он поднялся и начал шаркающий танец с пением и воплями. Боль в ушах прекратилась. Он сделал заключительный прыжок и встал, глядя вдоль дороги туда, откуда пришел. Иштар чувствовал близкое присутствие Чародея, как приближение летней грозы за день до нее.

Он задумался, не устроить ли другую западню, но знал, что Таита обратит и ее действие против на него. Нужно свернуть в сторону и идти тайно, решил он и побежал по дороге, выискивая, где свернуть. Он нашел место, где дорога пересекала язык серого кристаллического сланца, такого твердого, что даже войско Трока не оставило на нем никакого следа.

Указательным пальцем левой руки Мидиец легко нарисовал на камне священный символ Мардука, плюнул на него и произнес три тайных имени бога, которые должны были призвать его.

– Скрой меня от моих врагов, могущественный Мардук. Благополучно доставь меня в твой храм в Вавилоне, и я принесу тебе жертву, которую ты так любишь, – пообещал он. Больше всего Мардук любил, когда в печи сжигали маленьких девочек.

Иштар встал на одну ногу и прыгнул назад пятьдесят пять раз, тайное число Мардука, известное только адептам. Затем он резко свернул с дороги и пошел под прямым углом к ней, направляясь в северную пустыню. Он шел быстро, пытаясь увеличить расстояние между собой и человеком, который его преследовал.

Таита достиг точки, где дорогу пересекала полоса серого кристаллического сланца, и резко остановился. Аура, которую он ощущал так явственно лишь мгновение назад, растаяла, будто туман в тепле встающего солнца. Не осталось ни ощущения, ни запаха, ни следа Мидийца. Пройдя по дороге чуть дальше, Таита обнаружил, что путь холоден и пуст. Он быстро вернулся назад, к точке, где потерял след. Иштар не стал бы попусту тратить время на простое укрывающее заклинание. «Мидиец знает, что Пепел, Вода и Кровь едва ли остановят меня», – подумал он.

Он взглянул на небо и на покрытом звездами небесном своде у самого горизонта нашел красную звезду, звезду богини Лостры. Он взял амулет и запел восхваление Богине, но едва закончил первую строфу, когда ощутил злое чужое присутствие. Другой бог был призван в это место, и, зная Иштара, Таита достаточно точно мог предположить, кто именно. Он начал вторую строфу восхваления, и на голой скале перед ним возникло свечение, похожее на свечение медных стен печи в храме Мардука, когда горели жертвенные огни.

«Мардук оскорблен и показывает свой гнев», – подумал Таита с удовлетворением. Он подошел, встал на слабо светящемся месте и заговорил нараспев:

– Ты далеко от твоей земли и твоего храма, Мардук печи. Немногие поклоняются тебе в Египте. Твои силы рассеяны. Я призываю богиню Лостру, и ты не сможешь противостоять ей.

Он поднял подол хитона.