Чарующая бесполезность

Из рассказав дочери женщина знала всех персонажей этой истории, а с некоторыми даже встречалась, но домработницу Евгению Степановну она не видела никогда и то, что та толстая Марина не упоминала даже вскользь. В эту секунду Веденеева думала только о подушке, глаза слипались, поэтому лишь пробормотала, направляясь в спальню:

– Официант испарился ещё до того, как произошла эта трагедия.– она на ходу расстёгивала пуговки на блузке.– Ты не против, если я лягу с тобой, или ты постелишь мне в моей спальне?

Это была её комната, но когда Марина съехала, мать соорудила для себя кабинет с тяжёлым, сделанном из тёмного дерева письменным столом, чудесной, настольной лампой в стиле «Витраж» и кожаным креслом. От былой обстановки осталась только софа, покрытая клетчатым пледом и огромный стеллаж с книгами. Для чего матери кабинет было непонятно, вероятнее всего ей иногда хотелось почувствовать себя деловой женщиной, только не совсем ясно в какой сфере. Долгое время она проработала в обувном магазине. В советскую пору приторговывала дефицитом и практически всегда жила за счёт своих многочисленных мужей.

– Я постелю тебе в кабинете.– она подушку с одеялом и разложила диван, на ходу продолжая отчитывать дочь.– Мура ты тратишь время на недостойных мужчин. Три года этот урод Смирницкий водил тебя за нос, пока не укатил за границу, и даже адрес не оставил! А этот красавчик Беляев, просто гад, выманивал у тебя деньги, а сам находился в браке, и совсем не намеревался развестись.

У Марины не было сил перечить или спорить, и как в детстве, когда не хотелось слушать материнские нотации, она лишь молча нырнула под одеяло и крепко закрыла глаза, притворяясь спящей, а сама устало подумала:– «Вспомнила бабка, как девкой была. Где эти женихи? Моль давно почикала.». Но под одеяло настойчиво проникал голос матери:

– Мура ты должна… Мура послушай моего совета…

От воспоминаний Марина улыбнулась. В далёком детстве они поехали в Москву буквально на три дня, чтобы навестить дальнюю родственницу. Это потом стало понятно, что собственно не в родственнице дело. Мать целыми днями бегала по магазинам приобретая польский блеск для губ, помаду, духи «Быть может», болгарские, яркие, акриловые свитерочки, немецкие парусиновые тапки, краску для волос и французскую парфюмерию и косметику «Ланком» для того, чтобы потом втридорога продать в Питере. Родственница пожилая, чопорная женщина с халой на голове оказалась женщиной доброй и невероятно гостеприимной, угощала их настоящим тортом «Прага» и составляла культурную программу. А так как она работала билетёршей в кукольном театре Образцова, не пойти в это знаменитое заведение было невозможно. Достать билеты оказалось делом сложным даже для билетёрши, но подставные стулья она им всё-таки организовала. «Необыкновенный концерт» они смотрели и раньше по телевизору, только позже Марине казалось, что больше никогда они так не смеялись до колик в боку, до слёз, до абсолютного счастья. Особенно их впечатлил момент, когда конферансье Апломбов представил цыганский хор Заполярной филармонии под управлением Паши Пашина в постановке Орехова, костюмы Зуева, гитары, бубны конторы «Музпрокат» в атмосфере полного взаимопонимания из ресторана «Метрополь». Мариша половину не понимала смысла, но хохотала вместе с огромным залом, особенно когда усатый барон с гитарой представил певицу романса Шуру Мурину и исполнителя соло на скрипке Шуру Мулина. Вот так после этого «Необыкновенного концерта» Марина превратилась в Муру Шурину, а короче в Муру, но так её могли называть только самые близкие люди, а для общего пользования она представлялась Мариной Владимировной. Веденеевой. Откуда-то издалека снова проник голос матери:

– Как ты думаешь, куда Гульбанкин мог спрятать золотые червонцы? Неужели они в доме?

– Сказал, что в доме, но в каком месте именно я не знаю.– Марина сквозь сон подумала, что зря рассказала матери о разговоре с Эдуардом. Скорее всего он хотел сохранить это в тайне, но женщина так устала, что совесть не укорила её за болтливость. Уже проваливаясь в сон, она вздохнула глубоко и повернулась на другой бок.

Глава 4.

Рафик глубоко погряз в устройство своей новой, семейной жизни, поэтому всегда куда-то торопился, везде опаздывал и что-то забывал. Его коллега Шапошников и так последнее время находился в состоянии раздражения из-за ломки в организме по поводу никотинового голодания, а тут ещё и Ркафик то забывал сделать что-то, или по рассеянности не предупреждал о важном сообщении или не звонил, когда товарищ ждал звонка с важной информацией. Но, к удивлению Сергея Николаевича, в это раннее утро, коллега уже находился на рабочем месте и даже, активно жестикулируя, разговаривал с кем-то по телефону. Рафик махнул рукой приветствуя друга, через минуту отключился и торжественно заявил:

– У меня есть новости!

– У меня тоже.– Шапошникову уже нравилось такое начало дня.– Рассказывай.

– Давай сначала ты. Мое повествование будет долгим.