– Что ж, вступайте, коли так. Дело ваше! – хмыкнул бонвиван, наполняя себе бокал. – Мое дело – предупредить: даром время теряете. Напрасно, напрасно!
– Скорей всего, – согласился Роджер. – Но тут уж ничего не попишешь: служба! Отработаю эту версию – стану другие искать. Только вот как мне с этим вашим толстовцем сконтактироваться? Чтобы и без проволочек лишних, и его сразу не насторожить?
– А чего там – «контактироваться»? – ухмыльнулся беспечальный хозяин. – Завтра вечером он ко мне припожалует: вопросец обсудить по одному его аспиранту. Вот вы ненароком и заявитесь сюда часикам к восьми. Я вас ему представлю. Но имейте в виду: скрывать не стану, прямо скажу, что вы – подполковник из органов, с плащом и кинжалом.
И облизнулся плотоядно:
– Любопытственно будет лицезреть вашу встречу!
– Заранее, хотя бы, его не оповещайте, – взмолился Роджер. – А уж когда я припожалую, аттестуйте меня хоть Малютой Скуратовым!
– Скуратовым – это идея! – жизнерадостно откликнулся Бомж. И ринулся к плите, где «доходила» новая порция жаркого.
Покончив с песней Красной Шапочки, плеер обжёг мексиканской страстью: «Besame, mucho!».
От гостеприимного Бомжа после полуторачасовой пытки мясом он выбрался едва живым. Кое-как спустился по лестничным пролётам, ватной рукой толкнул дверь подъезда и вывалился во двор. Но тут через всю спину, от поясницы до затылка, молнией метнулась ледяная змейка. И Роджер, подломив колени, рухнул на искрошенный трещинами асфальт.
Доска объявлений
Глава 20
НО СПОР В КЕЙПТАУНЕ РЕШАЕТ БРАУНИНГ…
С этой змейкой-спасительницей Ледогоров был знаком много лет. Потому и дожил до подполковничьих погон, а не упокоился в нагорьях Лаоса или ещё в каком славном местечке, по которым его таскала судьба офицера «спецуры».
Можно назвать это шестым чувством, можно – интуицией профессионального солдата. На полволоска, на комариный писк Роджер умудрялся опередить летящую пулю, отпрянуть, метнуться за камень, за выступ стены.
Жило в нем предощущение и иной смертельной опасности. Метящего в спину выкидного ножа. Проволочной удавки, готовой впиться в горло. Отравленной стрелки из духовой трубки туземного «снайпера»…
Подкрадывающееся лихо Алексей Ледогоров, что называется, чуял нутром. Оттуда, «от кишок», поднимался мерзкий малярийный озноб, доползал до сердца, рождая в нем тоскливую бесприютность. «Мурашки по душе бегают», – называл Роджер такое состояние.
В этом ощущении не было ничего мистического: оно было вполне отчётливым, имело свой вкус и запах – вкус и запах воды из застоявшегося болота. Как будто ты вновь подкармливаешь собой термитов в никарагуанской сельве и, встав на колени, набираешь во флягу мутную водичку, отгоняя сверху рыжую, жирноватую наощупь, жижу.
Однажды этот озноб вкупе с привкусом болотной ряски во рту разбудили Роджера среди чёрной тропической ночи – и он вовремя увидел рыжего скорпиона, который уже заползшего под противомоскитный «кокон». В другой раз запах трясины начал преследовать Ледогорова на горном перевале Гиндукуша. Повинуясь тревожному сигналу, Роджер тайком направил вперед дополнительный разведдозор. Который и сообщил, что местный проводник ведёт их прямиком в лапы моджахедов. Алексей тогда прикончил Иуду и вывел свой батальон в тыл засевшим в засаде «духам».
И так всякий раз: как только появлялся холод, идущий «от кишок», – сразу же адреналин бурно вторгался в кровь, Ледогоров становился легким и неслышным, а сознание делалось прозрачным, и единственная мысль проносилась стрижом в небе: «Лёха, внимание! Она идет!». «Она» – это смерть, но этого имени Роджер никогда не называл: только – Она. У людей, годами трущихся с Ней бок о бок, существуют свои непреложные правила. Алексей знал: Она – дама королевской крови, и при общении с собой требует соблюдать строжайший этикет.
Вот и теперь, на выходе из подъезда, подполковник ощутил, как спину обожгла могильным ознобом юркая, бестелесная змейка. А ощутив – нырнул вниз и двумя переворотами откатился влево, на ходу таща из подмышечной кобуры своего «Макара-стрельца». И предназначенная Ледогорову пуля, летевшая аккурат в переносицу, смачно чмокнула дверной косяк.