Час расплаты

«Он не одобряет того, что я сообщил Бребёфу о криминальной деятельности Ледюка», – подумал Желина. Но слово уже вылетело, и к тому же офицер КККП сделал это намеренно, чтобы увидеть реакцию Бребёфа.

– Он упоминал о какой-то своей незаконной деятельности, – ответил Бребёф. – Вероятно, таким образом он пытался найти точки соприкосновения. Ему, конечно, была известна моя история.

– Он хотел дать вам понять, что не осуждает вас? – спросил Желина, и Бребёф тут же ощетинился:

– Поверьте, заместитель комиссара, мнение Сержа Ледюка меня совершенно не интересовало.

– И все же создается впечатление, что у вас было много общего. Вы оба были старшими офицерами в Квебекской полиции. Оба пользовались своим положением в собственных целях, а потом вас изгнали из полиции за криминальную деятельность. От судебного преследования вас спасли высокопоставленные друзья. В вашем случае – месье Гамаш. В его – старший суперинтендант. И вы оба оказались здесь, в академии.

– Вы пришли сюда оскорблять меня или просить о помощи?

– Я указываю на схожие моменты в ваших послужных списках, – сказал Желина. – Только и всего.

– Схожие моменты, как вы выражаетесь, может, и есть, но у меня с ним нет никакого сходства, – отрезал Бребёф. – Что с него взять? Вульгарная личность. Кусок угля, возомнивший себя алмазом. Болван с большим кабинетом.

– Тогда что вы делали в его гостиной? В его ванной? В его спальне? – спросил Желина, отбросив любезность. Он послал через стол бумажную копию криминалистического отчета. – Каким образом в ваших руках оказалось орудие убийства?

Гамаш снова пошевелился, но потом замер.

Бребёф взял бумаги и просмотрел их наметанным взглядом следователя с большим опытом. Сразу нашел информацию, имеющую отношение к словам Желина.

Его лицо, поначалу мрачное, чуть расслабилось. В этот момент Желина понял, почему Гамаш среагировал, пусть и едва заметно, когда Желина передал отчет Бребёфу.

Да, там говорилось, что Мишель Бребёф, возможно, держал в руках орудие убийства. Но там говорилось, что, возможно, его держал и Гамаш.

– Вы не хуже меня знаете, – сказал Бребёф, отправляя отчет назад к Желина, – что это предположение. Неприемлемое как доказательство.

– Значит, вы отрицаете это?

– Конечно. Я понятия не имел, что у него есть оружие, хотя мне и следовало бы догадаться. Только идиот будет держать оружие у себя в комнате в академии. Тем более я не мог предположить, что это будет такое оружие. Револьвер? Вам не кажется, что это лишено всякого смысла?

Вопрос был адресован Гамашу.

– Я бы ожидал найти у него ракетный пусковой комплекс, – ответил Гамаш, и Бребёф рассмеялся.

И в этот миг раскрепощенного веселья Желина увидел кое-что еще.

Увидел, почему Гамаш и Бребёф могли быть друзьями. Из них могла бы получиться великолепная команда, если бы один не пошел вверх, а другой не сбавил шаг.

После этого мгновения близости между ними атмосфера в кабинете изменилась.

Мишель Бребёф стал более спокойным, задумчивым.

– Вы хотите знать, почему мы иногда вместе обедали и выпивали? – спросил Бребёф более тихим и мягким голосом.

Поль Желина кивнул и покосился на Гамаша, но тот не шелохнулся. Он все еще смотрел на Бребёфа проницательным, внимательным взглядом.

– Я ходил к нему, потому что чувствовал себя одиноким, – сказал Бребёф. – Вокруг меня были люди, однако никто не хотел иметь со мной ничего общего. Я их не виню. Я сам сделал это с собой, а сюда приехал, чтобы попытаться искупить вину. Я знал, что со старшими кадетами мне будет затруднительно каждый день говорить о коррупции и о моих собственных искушениях. О том, как можно сбиться с пути, когда ты получаешь власть и оружие, когда у тебя нет границ, кроме твоих собственных. Одно дело говорить, что власть развращает… – он посмотрел на Гамаша, – но ты был прав. Гораздо эффективнее, если видишь это своими глазами. Я рассказывал им о собственных грехах, как все начиналось с мелочей. И росло. Я рассказывал об опасности сойтись не с теми людьми. Я обучал весь класс на примере одного червивого яблока. И признавал, что это яблоко – я. В самый первый день занятий я написал наверху доски слова из Евангелия по Матфею и оставил их там. Это было унизительно, но необходимо.

Он говорил тихо и обращался напрямую к Арману.

– Я думал, что хуже всего будет на занятиях, но я ошибался. Хуже всего мне становилось по вечерам, когда я слышал смех и музыку. Когда я знал, что ты рядом, в том же коридоре, разговариваешь с кадетами. А я сидел один и ждал: может, зайдет кто-нибудь.

Поль Желина чувствовал себя так, будто он исчез, подавлен, похоронен. Альпинист, застигнутый лавиной отношений между двумя этими людьми.

– Время от времени я заходил к Сержу Ледюку, потому что он единственный улыбался, увидев меня.

– Это ты его убил, Мишель? – тихо спросил Арман.

– Кто станет пускать пулю в свой надувной спасательный плотик? – спросил Бребёф. – Нет, я его не убивал. Я ему не симпатизировал, не уважал его. Но такие же чувства я испытывал к себе самому. Я не убивал этого человека.