Час расплаты

– Постойте, – сказала Лакост. – А как насчет Колдбрук? У вас есть Элизабет Колдбрук?

Последовало долгое молчание, и Лакост уже решила, что девица повесила трубку. Наконец на линии раздался голос:

– Нет, но у нас есть Элизабет Колдбрук.

– Да, да, – прокричала Лакост, слыша отчаяние в собственном голосе.

– Одну минуту, пожалуйста.

Через несколько секунд другой голос, более деловой и не такой веселый, произнес:

– Здравствуйте, чем я могу вам помочь?

– Элизабет Колдбрук-Клэртон?

После небольшой заминки женщина ответила:

– Да, Элизабет Колдбрук. С кем я говорю?

– Меня зовут Изабель Лакост. Я расследую убийство одного преподавателя здесь у нас, в Квебеке, Канада.

– О да, я говорила с вашим руководителем сегодня утром.

– Вообще-то, руководитель я. Старший инспектор Лакост, Квебекская полиция. Вы говорили с инспектором Бовуаром.

На том конце линии послышался смех.

– Прошу прощения. Я бы уже должна знать, а не предполагать. Тем более после стольких лет работы и будучи главой отдела по связям с общественностью. Désolé.

– Вы говорите по-французски? – спросила Лакост на английском.

– Да. Ваш английский лучше моего французского, но мы можем перейти на французский, если хотите.

Как ни странно, Лакост прекрасно понимала английский язык этой женщины. Возможно, потому, что он был ближе к среднеатлантическому произношению, к которому она привыкла в Канаде.

– Меня устроит английский, – сказала Лакост. – Я бы хотела отправить вам фотографию. Револьвера.

Она щелкнула «отправить».

– Я его уже видела. Ваш коллега отправлял мне фото сегодня утром, – сказала Элизабет Колдбрук. – Ой, постойте. Нет, тут другая фотография. Что это такое?

– Деталь витражного стекла.

Лакост отправила еще одну фотографию и услышала щелчок, когда мадам Колдбрук открыла и ее.

– Да, вижу. Мемориальное окно. Поразительный образ.

– Oui. Посмотрите на револьвер у солдата. Вы можете назвать его модель?

– Могу. Это определенно наше производство. Стиль отчетливо просматривается. «Макдермот» сорок пятого калибра. Им были вооружены офицеры в Британском экспедиционном корпусе во время Первой мировой.

– Это канадский солдат.

– Я думаю, многие из них тоже получали такое оружие. По крайней мере, офицеры. Он кажется таким молодым.

Две женщины, обе матери, смотрели на юношу с винтовкой и револьвером, на его испуганное, решительное, прощающее лицо.

– Модель та же самая, но в вашем преступлении использовался другой револьвер, – заговорила мадам Колдбрук. – Тот револьвер новый. Его продали всего несколько лет назад.

– Да, понимаю.

– Вы считаете, что существует связь между убитым и этим солдатом Великой войны?

– Мы пока сопоставляем детали.

– Понимаю. Ну, если у вас ко мне все…

– Merci. Да, есть еще маленький вопрос. Как вас все-таки называть: Элизабет Колдбрук, или Клэртон, или Колдбрук-Клэртон? Нам для отчета.

– Элизабет Колдбрук.

– Однако ваше письмо подписано Колдбрук-Клэртон. И я заметила, что Клэртон немного другим шрифтом. Для этого есть какая-то причина?

– Нет, это просто ошибка.

Старший инспектор Лакост на этом остановилась. Правда, она не могла понять, как можно сделать ошибку в собственном имени. Наверно, опечатка. Ее лучшая подруга разнервничалась и подписала свои первые водительские права Лузи вместо Луиз. Она так и мучилась до истечения срока действия прав, поскольку на каждой вечеринке друзья воскрешали эту ошибку.

Но может быть, мадам Колдбрук была замужем и недавно развелась. Тогда исчезнувший дефис и ошибка становились понятны. Как и ее настороженный тон после вопроса.

– Спасибо, что уделили мне время, – сказала Лакост.

– Надеюсь, вы выясните, что произошло, – сказала мадам Колдбрук и дала отбой.

Изабель положила трубку, но разговор несколько выбил ее из равновесия. Мадам Колдбрук была вежлива и услужлива, с готовностью выдавала информацию. И все же что-то тут не складывалось.

И только вечером того же дня, когда они вместе с Бовуаром ехали в Три Сосны, у Изабель Лакост возникло одно соображение.

Если мадам Колдбрук прежде писала свою фамилию через дефис с фамилией мужа, то секретарша должна была знать это.

– Секретарша может быть новенькой, – сказал Жан Ги, когда она поделилась с ним своими мыслями. – Та, с которой беседовал я, говорила молодым голосом.

– Точно.

Шел седьмой час, но солнце уже коснулось горизонта. Свернув с шоссе на проселок, Бовуар снова заговорил:

– Все еще не уверена?

– Если ее развод произошел так недавно, что она по ошибке подписывается прежней двойной фамилией, то секретарша вообще должна только-только начать работать. Но, несмотря на молодой голос, она казалась опытной.

– Откуда ты знаешь? Ты поняла хоть слово из того, что она говорила?

– Я понимала ее интонацию, – притворилась обиженной Лакост.

– Не думаю, что это важно, – сказал Бовуар. – Ни ее фамилия, ни даже револьвер с картой и витражом не имеют никакого отношения к убийству.

– Мне тоже так кажется, – кивнула Лакост. – На все это можно было бы не обращать внимания, если бы не одно обстоятельство.

– У Сержа Ледюка в столике обнаружилась копия карты.

– И у юного солдата в котомке та же карта.