Час трутня

— Ничего, — ответила она, нагибаясь, чтобы поправить слезший кроссовок, и в этот момент все двери вокруг одновременно распахнулись, и коридор, и без того тесный, разом набился людьми под завязку. Что-то с силой ударило девушку в бок, вывернуло руку, бросило лицом к стене — аккурат многострадальным носом о бетон.

В висок ткнулся металл — Настя скорее угадала, чем разглядела, что это пистолетное дуло.

Повернувшись лицом к коридору, заманивший их в ловушку полицейский что-то громко прокричал по-тайски.

— Лейтенант Вонграт говорит, что вы арестованы, — услужливо перевел сзади Пепси. Голос гида окончательно утратил былую веселость. — Не оказывайте сопротивления — и никто не пострадает более положенного!

26

Таиланд, Трат, сорок четыре дня до подведения черты

По крайней мере, одно свое обещание, данное через Пепси, лейтенант Вонграт сдержал: те из ребят, кто не оказал сопротивления, «больше положенного» не пострадали. Настя особо не трепыхалась, и ее разбитый нос и едва не вывернутая из плеча рука, по всей видимости, укладывались в рамки «положенного». А вот Тимур, уже обезоруженный, отбивался до последнего, и досталось ему изрядно. Второй попавшей под раздачу неожиданно оказалась Джулия — как видно, только за то, что слишком громко кричала: мол, она гражданка США, и тот, кто ее тронет, будет иметь дело чуть ли не лично с американским президентом. Однако нападавшие то ли не понимали по-английски, то ли никакого трепета перед далекой Америкой не испытывали.

Судя по всему, это все же была местная полиция, а не простые бандиты, как подумала поначалу Настя. Все они были в форме — разной степени поношенности — и прежде чем поместить пленников под замок, провели с ними что-то наподобие следственных действий. Закованных в наручники ребят усадили на стулья в просторном кабинете, на полу перед ними разложили изъятые у них карабины и запасные магазины к ним, вокруг выстроились довольные как слоны полицейские, и все это было не менее дюжины раз во всех мыслимых ракурсах запечатлено на фотокамеру — сделать снимки было поручено Пепси. Надо признать, Мистер Газировка явно чувствовал себя не в своей тарелке и при каждом удобном случае пытался заверить арестованных, что не имеет к произошедшему с ними никакого отношения. А случаев таких ему представилось немало, так как использовала его полиция не только как фотографа, но и в качестве переводчика. Именно через Пепси лейтенант сообщил ребятам, что, помимо незаконного владения огнестрельным оружием, они обвиняются «в похищении человека», и что последнее — и есть основная причина их ареста.

Искреннее их недоумение по этому поводу длилось недолго: в самый разгар фотосессии дверь распахнулась, и в кабинет вошел их старый знакомый таец-таксист. Лейтенант что-то у него спросил, и тот, не задумываясь, указал пальцем на Настю. Его выразительный жест немедленно был запечатлен на камеру, после чего, очевидно, полиция сочла следствие благополучно завершенным. Затем с ребят сняли наручники, вывели на задний двор (Тимура, который после избиения в коридоре сам идти не мог, тащили под руки двое полицейских, Джулию, как могли, поддерживали Марина с Настей), подвели к люку в земле, опустили в него деревянную лестницу и пинками заставили арестантов спуститься по ней в темный погреб — судя по сшибавшему с ног запаху, еще недавно служивший для хранения выловленной в море рыбы. Затем лестницу вытянули наверх и накрыли люк деревянной крышкой.

Сколько времени минуло с тех пор, Настя с уверенностью сказать не могла (часы у них отобрали при последовавшем сразу же за арестом обыске вместе с рюкзаками, ремнями, флягами и прочими личными вещами, оставив только одежду), но никак не менее трех-четырех часов. Она сидела на земляном полу, прислонившись спиной к стене и держа на коленях голову пластом лежавшего Тимура, узкая полоска света из-под неплотно прилегающей крышки люка падала Тагаеву на заплывший левый глаз. Кавказец то впадал в шаткое полузабытье, то, приходя в себя, порывался подняться, но лишь снова бессильно падал затылком на ее ноги. Настя начала, было, осторожно гладить его по волосам, но заметила, что при каждом, даже самом легком прикосновении лицо избитого юноши искажает мучительная судорога, и поспешила убрать руку.

Рядом Костя с упорством, достойным Эдмона Дантеса, царапался в стену погреба. От первой мысли — прорыть подкоп — он был вынужден отказаться довольно быстро — земля оказалась крепкой, как камень — и теперь пытался выдолбить хотя бы ступени, чтобы по ним подняться к люку (тот располагался весьма высоко, Марина, даже вскарабкавшись Косте на плечи, дотянуться до крышки не сумела). Что юноша намерен делать потом, когда если и добьется задуманного (едва ли полиция оставила арестантов без охраны!), не знал, кажется, и он сам.

Марина с Джулией сидели у противоположной стены, в каких-то трех-четырех метрах от Насти, но их в темноте погреба ей почти не было видно, только слышно, как девушки вполголоса перешептываются.