На Киевском вокзале Таня несколько минут изучала расписание электричек, заставляя уснувшую память родить нужную ассоциацию. Лесное? Куницыно? Что-то, связанное с морем… Волны. Не было в расписании никаких волн, и ничего морского не было в помине. Откуда под Москвой море? Таня еще раз пробежала взглядом по списку станций. Ехать около часа, это третья зона… Барашково! Конечно. Морские барашки, волны.
Она села в почти пустой вагон и закрыла глаза. Только бы никому не пришло в голову к ней приставать. По телевидению Таня видела несколько сюжетов, связанных с преступлениями в московских электричках. Можно было подумать, что за город ездят одни грабители и насильники. Она понимала, конечно, что все это — преувеличение, и что ездить в электричке сейчас, скорее всего, не более опасно, чем несколько лет назад, но все-таки подсознательный страх не отпускал, и всю дорогу Таня вздрагивала каждый раз, когда раздвигалась дверь, и в вагон входил какой-нибудь пассажир. Никто, впрочем, не обращал на нее внимания, она задремала и едва не пропустила свою остановку. «Барашково», — хриплым голосом провозгласило поездное радио, и Таня направилась к выходу.
Перрона здесь не было, пришлось спрыгивать на деревянный полусгнивший настил. Поезд умчался, и Таня осталась одна посреди леса. За деревьями виднелись одноэтажные дома Барашкова, дача была, насколько помнила Таня, в стороне, от станции налево по тропинке.
Тропинка заросла травой, Таня несколько раз теряла ее и боялась, что потеряет окончательно. Барашково скрылось, будто отгороженное занавесом из деревьев, и Тане стало так одиноко, будто лесом стал весь мир. Она ускорила шаг и неожиданно услышала знакомый звук. Работал движок — впереди и чуть справа.
Через минуту Таня вышла к покосившемуся заборчику, краска на котором облезла еще несколько лет назад. Пожалуй, в те годы, когда сюда приезжали Рощины, это была хорошая дача, но Немировские за ней не следили, а именно так, как и просили Рощины — присматривали. От такого присмотра дача стала похожа на развалины старой крепости. Жить здесь можно было, наверное, но ремонт стоил бы по нынешним ценам столько, что, не исключено, дешевле было купить другую дачу в том же Барашкове.
Таня поднялась на веранду и хотела постучать в дверь, но она распахнулась сама, и перед Таней возникла дородная фигура аркашиной матери. В руке у Тамары Евсеевны был топор.
— Господи! — сказала она. — Как ты меня напугала!
Несколько минут спустя Таня сидела на кухне за пластиковым столом, поверхность которого когда-то, видимо, была гладкой, как зеркало, и держала в ладонях чашку с кипящим кофе. Тамара Евсеевна села напротив и разглядывала Таню, сложив руки на груди.
— Я знала, что ты приедешь, — сказала она. — Но мне и в голову не приходило, что ты можешь меня здесь найти.
— Мы… — пробормотала Таня, — мы были здесь с Аркадием.
— Ага, понятно… Скажи-ка… Уже были похороны?
Странная женщина. О похоронах собственного сына говорит как о каком-то событии, не очень ее и волнующем.
— Нет, — сказала Таня. — Без вас хоронить не будут. Следователь… Он вас ищет по всем родственникам.
— Следователь? — нахмурилась Тамара Евсеевна. — Какой следователь? Мне сказали, что Аркадия можно забрать сразу, но я…
Она запнулась, ей не хотелось говорить этих слов — «но я сбежала, и забирать сына было некому». Но она так подумала, и Тане стало неприятно. Ей всегда было неприятно говорить с Тамарой, а сейчас и вовсе…
— Следователь Жилин, — сказала она, — ведет дело об убийстве Аркадия.
— Так, — Тамара встала и отошла к окну. — Аркашу убило деревом в ураган… Какое убийство, что ты несешь?
Скупо, выдавливая слова, Таня рассказала о своем приезде, о посещении морга, о том, как она поняла, что ураган не мог быть причиной смерти Аркадия и как следователь не хотел возбуждать дела, но пришлось, потому что вскрытие однозначно показало…
— Вскрытие! — вспылила Тамара. — Из-за тебя его… Господи, я хотела, чтобы ты приехала на похороны, потому что больше некому… А ты развела тут…
— Вы знали, что Аркадия убили, — твердо сказала Таня. — И убийцу знаете. Потому и прячетесь здесь. Я права?
Тамара Евсеевна стояла к Тане спиной и смотрела во двор. Долго молчала, Тане даже пришло в голову, что аркашина мать не скажет больше ни слова.
— Пойду выключу движок, — произнесла Тамара Евсеевна и пошла к двери. — Зачем зря горючее жечь?
Через минуту тарахтение смолкло, но Тамара не возващалась еще долго, Таня подумала, что аркашина мать и вовсе сбежала, но в окне она видела крупную фигуру, неподвижно стоявшую около сарайчика. Наконец Тамара Евсеевна вернулась и сказала с порога:
— Таня, раз уж так получилось, что ты уже половину знаешь, то я тебе скажу остальное, а то ты наверняка думаешь, что я просто сволочь, сына собственного похоронить не хочу.
— Я не…
— Помолчи, хорошо?
Таня кивнула.
Тамара Евсеевна налила еще по чашке чая и села перед Таней, подперев щеку ладонью.
— В последнее время, — начала она, — Аркаша не очень со мной делился своими проблемами…