Час ведьмы

Мэри, как обычно, сидела вместе с матерью в церкви, но Кэтрин в то воскресенье предпочла устроиться в дальнем углу храма, на второй от края скамье, как можно дальше от Мэри и Присциллы Берден. Хоть Кэтрин и жила у Хаулендов, она не села рядом с Бет, а присоединилась к группе служанок из города, которым всем было под двадцать и среди которых Кэтрин, возможно, была самой старшей. Мэри заметила ее только на третьем часу утренней службы, когда решила размять шею и повернула голову. Ее служанка не сводила глаз с Томаса. Мэри не видела Кэтрин с тех пор, как та сбежала из дома в ту ночь, за несколько мгновений до того, как Томас решил пронзить жену вилкой. Но Мэри была наслышана о деятельности Кэтрин за последнюю неделю: девушка рассказала матушке Хауленд, что видела Мэри ночью на дворе с зубьями Дьявола в руках, а Бет уже рассказала кое-кому (и наверняка не только ему) из их общих знакомых. Когда Мэри встретилась с Ребеккой Купер у портного, у которого они обе заказывали осенние ботинки, — только Ребекка покупала обувь себе и двум своим детям, — подруга сообщила ей, что Кэтрин поделилась с Бет своими абсурдными подозрениями. По словам Ребекки, Бет не отрицала того, что у служанки истеричная натура, но Мэри в ее глазах это не оправдывало. Ребекка не думала, что Бет или Кэтрин намерены обвинить Мэри в колдовстве, но подозревала, что причиной тому был только их страх перед авторитетом ее семьи и ее положением в обществе.

— Еще может быть, — предположила Мэри, — что она не выдвинет этого обвинения, потому что я не ведьма и не одержимая, и она знает, что это так.

Мэри видела, что Томас поглядывал на нее во время службы: его лицо попеременно выражало то тоску, то угрозу. В один миг казалось, что он скучает по ней, его обрамленные морщинами глаза словно умоляли ее вернуться, а в следующий его лицо становилось злым и жестоким — и она видела в нем того человека, который швырнул ее на холодный пол. Мэри заметила и своего зятя, Джонатана: он сидел рядом с отцом и тоже смотрел на нее. Он работал на улице, строил новый дом, и его лицо покрывал приятный глазу загар. Его жена Перегрин устроилась несколькими рядами позади Мэри. Это была прекрасная пара. Мэри знала, что завидует Перегрин, и ее попеременно захлестывали волны стыда и желания, хотя она не понимала, какое из этих чувств сильнее. Но было очевидно, что ее жизнь была бы намного легче и приятнее, проводи она дни (и ночи) с мужчиной ее возраста и складом ума, как у Джонатана.

Когда службу прервали на обед и прихожане направились к выходу из церкви, чтобы подкрепить свои силы, Мэри оставила мать, Абигейл и Ханну и устремилась вслед за Кэтрин. В качестве извинения она пробормотала, что не хочет столкнуться с Томасом, но ее мать наверняка поняла, что причина этой внезапной отлучки другая: Томас вовсе не пытался пробиться к ним через толпу.

Мэри увидела, что девушка пошла по улице к ее прежнему дому, чтобы приготовить хозяину обед; она ускорила шаг и нагнала служанку там, где рыночная площадь граничила с участками богатых семей.

— Доброго воскресенья тебе, — сказала она Кэтрин.

Во взгляде, которым ответила ей девушка, читалось скорее раздражение, чем тревога. Но тем не менее она вежливо ответила:

— Доброго воскресенья, — и пошла дальше.

— Утро сегодня зябкое. Вот и наступила осень.

— Да, — кивнула девушка.

— Томас хорошо с тобой обращается? А господин Хауленд и его супруга?

— Да.

Тут Кэтрин обратила внимание, что Мэри надела перчатку только на правую руку, а левая замотана тканью, и сказала:

— Я слышала о несчастном случае.

Мэри покачала головой.

— Ты знаешь, что это был не несчастный случай.

— С чайником, — договорила девушка.

— С зубьями Дьявола, — поправила Мэри, — и с твоим хозяином в качестве пособника Дьявола.

— Вы обвиняете его в колдовстве? — пусть Кэтрин чересчур эмоциональна, но в наблюдательности ей не откажешь. Она слышала сарказм в голосе Мэри и ответила соответствующим тоном. Тем не менее Мэри продолжила осторожно:

— Конечно, нет. Но я намерена обвинить его в жестокости.

— Это ваше право.

— Ты тому свидетель.

— Чему?

— Тому, как со мной обращались. Тому, что он говорил и что делал.

Тут Кэтрин остановилась, глядя себе под ноги. Она вздохнула.

— Да, я слышала, как порой он говорил резко, но мне казалось, что по большей части он напоминал вам о ваших обязанностях.

Мэри подумывала о том, чтобы наказать девушку за подобную дерзость. Но в то утро ей куда сильнее хотелось понять образ мыслей Кэтрин, чем приструнить нахальную служанку.

— Ты считаешь, что я не выполняла свои обязанности подруги жизни и жены?

— Я не хотела оскорбить вас, а только сказать…

— Продолжай.

— Я только хотела сказать, что иногда вы говорили по-мужски категорично. Когда хозяин бранил вас, мне казалось, что это делается в надежде, что вы попытаетесь сдержать свою мужскую заносчивость. Его наставления всегда были продиктованы заботой о вашей душе.

— Кажется, больше всего моя душа заботила его, когда он был в подпитии.