Час волка

— Вы совсем очумели! — проговорил вор с усмешкой, от которой его мрачное, с нависшими бровями лицо стало еще мрачнее. — Может, мне все же стоит позвать гестапо, чтобы они разобрались с вами?

— Прошу, — предложил Майкл.

Вор съежился, посмотрел на Майкла, на Габи и опять на Майкла. Плечи его обвисли.

— Ох, ладно, черт с ними, — сказал он.

— Когда ты в последний раз ел?

— Не знаю. Кажется, вчера. А что? Обслужите пивом с сосисками?

— Нет. Луковым супом. — Майкл почти услышал, как Габи раскрыла рот, когда поняла, что он собирается делать. — Ты на своих двоих?

— Мой велосипед за углом. — Он показал большим пальцем за угол, на Рю де ла Шин. — Я шарю по переулкам в этом районе.

— Ты совершишь с нами маленькое путешествие. Мы будем ехать у тебя по бокам, и если ты позовешь солдат или доставишь какие-либо другие неприятности, мы тебя прикончим.

— Зачем мне куда-то ехать с вами? Вы же, наверно, все равно меня убьете?

— Может, убьем, — сказал Майкл, — а может, нет. По крайней мере, умрешь ты с полным желудком. А кроме того… мы, может, сумеем выработать некое финансовое соглашение. — Он увидел, что во впалых глазах человека появилась искра интереса, и понял, что нажал на правильную кнопку. — Как тебя зовут?

Вор замялся, все еще осторожничая. Он посмотрел вперед и назад вдоль переулка, как будто боясь, что ослышался. Потом: — Маусенфельд. Просто Маусенфельд. Бывший повар полевой кухни.

Мышь, подумал Майкл. Немецкое название мыши… — Я буду звать тебя Мышонок, — решил он. — Поехали, пока не наступил комендантский час.

Глава 5

Разозленная Камилла совсем не походила на приятную пожилую даму. Глаза ее покраснели, лицо стало бордовым от кончиков седых волос до подбородка.

— Привести немца ко мне в дом! — вопила она в припадке злобы. — Не я буду, если казнят за это вас, как предателя! — она сверкнула глазами на Майкла и поглядела на Арно Маусенфельда, как будто тот был чем-то таким, что она только что соскребла вместе с грязью с ее подошв. — Ты! Убирайся! Я не обеспечиваю кровом нацистских бродяг!

— Мадам, я не нацист, — ответил Мышонок со строгим достоинством. Он вытянулся, как только мог, но в нем было на три дюйма меньше, чем в Камилле. — И я не бродяга.

— Убирайся! Убирайся, а не то я… — Камилла резко развернулась, подскочила к шкафу и распахнула его. Рука ее вытащила старый громоздкий револьвер «Лыбель». — Я выбью твои грязные мозги! — истерично кричала она, все ее галльское изящество исчезло, она прицелилась пистолетом в голову Мышонка.

Майкл схватил ее за запястье, направил ствол вверх и вытащил оружие из кулака. — Ни в коем случае, особенно сейчас, — выругался он. — Эта реликвия может оторвать вам руку.

— Вы сознательно притащили в мой дом этого нациста! — рассвирепела Камилла, оскалив зубы. — Вы решили рискнуть нашей безопасностью! Зачем?

— Потому что он может помочь мне в моем деле, — сказал ей Майкл. Мышонок вошел в кухню, при свете его одежда казалась еще более рваной и грязной. — Мне нужно, чтобы кто-нибудь доставил записку нужному мне человеку. Это нужно сделать быстро и не привлекая внимания. Мне нужен карманник — и вот он здесь. — Он кивнул на немца.

— Да вы не в своем уме! — сказала Камилла. — Он явно совсем ненормальный! О, Боже, у меня под крышей сумасшедший!

— Я не сумасшедший! — ответил Мышонок. Он уставил на Камиллу свое лицо с глубокими морщинами, серое от грязи. — Врачи говорят, что я определенно не сумасшедший. — Он поднял крышку с кастрюли и вдохнул запах. — Чудесно, — сказал он. — Но пресноват. Если у вас есть паприка, я могу сделать его вам поострее.

— Врачи? — сказала нахмурясь, Габи. — Какие врачи?

— Врачи из психушки, — продолжал Мышонок. Он откинул волосы с глаз грязными пальцами и затем сунул эти же пальцы в кастрюлю. Затем попробовал на вкус. — О, да, — сказал он. — Сюда можно положить немного паприки. Возможно, также чуточку чесночку.

— Какой психушки?! — в голосе Камиллы послышались визгливые ноты, он завибрировал, как расстроенная флейта.

— Да той, из которой я сбежал шесть месяцев назад, — сказал Мышонок. Он взял поварешку и набрал немного супа, потом шумно отхлебнул. Остальные молчали, продолжая глядеть на него. Рот у Камиллы открылся так, будто она вот-вот испустит вопль, от которого задребезжит посуда. — Она расположена где-то в западной части города, — сказал Мышонок. — Для чокнутых и тех, кто стрелялся в ногу. Я сказал им, когда меня туда привезли, что у меня слабые нервы. Да разве они слушают? — Еще один шумный глоток, и по подбородку на грудь пролился суп. — Нет, они не слушали. Они сказали, что я — на полевой кухне, и мне не придется видеть каких-нибудь боевых действий. Но разве эти гады упомянули что-нибудь о воздушных налетах? Нет! Ни словечка! — Он набрал полный рот супа и жевал, надувая щеки. — Знаете, Гитлер подрисовывает себе усики, ведь правда? — спросил он. — Это правда! У этого бесполого гада не могут расти усы. А на ночь он надевает женскую одежду. Спросите любого.