Час волка

— Каждый солдат знает, что вторжение грядет, — сказал Мышонок. — Это не тайна. Никто просто пока не знает, когда оно начнется и где. Но оно неизбежно, и даже мы, тупые повара полевых кухонь, знаем о нем. Одно уж будет наверняка: как только бритты и американцы начнут двигаться на побережье, никакая паршивая «Атлантическая стена» их не удержит. Они будут двигаться до самого Берлина; я просто молю Бога, чтобы они дошли туда раньше, чем дойдут туда проклятые русские!

Майкл дал этой ремарке пройти. Русские, конечно, с 1943 года яростно пробиваются на запад.

— В Берлине у меня жена с двумя детьми. — Мышонок тихо вздохнул и провел рукой по лицу. — Моему сыну было девятнадцать лет, когда его забрали на войну. На Восточный фронт, не иначе. Они даже не смогли наскрести от него достаточно, чтобы прислать назад в ящике. Они прислали мне его медаль. Я повесил ее на стенку, где она очень красиво блестит. — Его глаза увлажнились, потом опять стали жесткими. — Если русские придут в Берлин, моя жена и дети… Ну, этого не случится. Русских остановят задолго до того, как они войдут в Германию. — Тон, каким он это сказал, давал понять, что сам он в это не очень-то верит.

— Вы могли бы уменьшить эту угрозу, сделав то, о чем я попрошу, — сказал ему Майкл. — Между здешним побережьем и Берлином большое пространство.

Мышонок ничего не сказал, он просто стоял, уставившись в никуда, руки его висели по бокам.

— Сколько вы хотите денег, — подтолкнул его Майкл.

Мышонок молчал. Потом тихо сказал:

— Я хочу домой.

— Хорошо. Сколько для этого нужно денег?

— Нет. Деньги — нет. — Он посмотрел на Майкла. — Я хочу, чтобы вы доставили меня в Берлин. К жене и детям. Я пытался найти способ выбраться из Парижа с того самого момента, как удрал из госпиталя. Но я не уйду и двух миль за окраину Парижа, как патруль меня схватит. Вам нужен карманник, а мне нужно сопровождение. Вот в таком случае я согласен.

— Невозможно, — высказалась Габи. — Об этом не может быть и речи.

— Погодите. — Голос Майкла стал твердым. Как бы то ни было, он все равно планировал найти возможность попасть в Берлин, связаться с агентом Эхо и разыскать охотника на крупную дичь, который был причиной смерти графини Маргерит. Фотоснимок Гарри Сэндлера, стоявшего ногой на теле льва, всегда был в памяти Майкла. — И как же я смогу доставить вас туда?

— Это — ваши заботы, — сказал Мышонок. — Мои заботы — положить кусок бумаги в карман нужного человека. Я это сделаю, я без сомнения сделаю это, но я хочу попасть в Берлин.

Теперь наступила очередь Майкла безмолвно поразмышлять. Пробраться в Берлин самому — одно дело, но захватить при этом беглеца из приюта для психов — совсем другое. Инстинкт подсказывал ему сказать «нет», и он редко ошибался. Но здесь подворачивался редкий случай, и у Майкла выбора не было. — Согласен, — сказал он.

— Вы тоже безумны! — закричала Камилла. — Так же безумны, как и он. — Но в голосе ее было меньше истерики, чем раньше, потому что она признала, что в его безумии была определенная система.

— Мы займемся этим завтра утром, — сказал Майкл. — Наш агент выходит из своего дома в восемь тридцать две. Чтобы пройти по своему пути, ему нужно около десяти минут. Я укажу на карте, где я хочу, чтобы это было сделано; а пока что, на сегодня, вы останетесь здесь.

Камилла опять начала было ругаться, но в этом уже не было смысла.

— Спать он будет на полу! — огрызнулась она. — Нечего ему пачкать мое белье!

— Я буду спать прямо здесь. — Мышонок показал на пол в кухне. — Ведь ночью я могу проголодаться.

Камилла забрала обратно у Майкла револьвер. — Если только услышу тут хоть малейший шум, стреляю без предупреждения!

— В таком случае, мадам, — сказал Мышонок, — мне следует заранее предупредить вас, что я во сне я громко храплю.

Пора было хоть сколько-нибудь поспать. Завтра всем предстоял занятой день. Майкл направился в спальню, но Мышонок окликнул его:

— Эй! Постойте! В какой карман плаща вы хотите, чтобы я положил бумагу? Наружный или внутренний?

— Наружный подойдет. Но лучше внутренний.

— Тогда будет внутренний. — Мышонок взял еще одно яблоко из вазы и хрустнул им. Затем глянул на Камиллу. — Кто-нибудь предложит мне суп, или мне предстоит до утра умирать с голоду?

Она издала звук, который можно было принять за ворчанье, распахнула шкафчик с посудой и достала ему миску.

В спальне Майкл сбросил кепку и рубашку и сел на край кровати, изучая при свете свечи карту Парижа. Другая свеча горела на другой стороне кровати, и Майкл смотрел на тень Габи, когда она раздевалась. Он чуял винно-яблочный аромат от ее волос, пока она их расчесывала. Это должно произойти на равном расстоянии от дома Адама и от его конторы, решил он, вторично изучив карту. Он нашел место, которое ему приглянулось, и отметил его ногтем. Потом еще раз глянул выше, на женскую тень.