Час возвращения

Иван досевал свой клин, когда земля уже начинала пылить. Оставалось совсем ничего, и он до вечера собирался закончить. Пока у сеяльщиков было зерно, Иван упорно таскал их за собой. И вот за пологим увалом Жгуче закраснела вечерница, обещая на завтра ветреную погоду. От болотистой низины нанесло кислым запахом гниения, и отступила вонь остывающей солярки. Усталость вязала руки и ноги, опустошала голову. Тоненько и беспокойно что-то ныло в груди.

Это у него всегда начиналось так… Работа брала все, все силы тела и души, но взамен к нему ничего не приходило. Становилось угнетающе тяжко от пустоты, и будто от голода вертело желудок.

Уж лучше бы никогда не кончалась работа, не возвращаться бы ему домой. Или смертельно заснуть, но ведь не заснешь и будешь маяться. Иван как-то не почувствовал на себе, что бригада Степана Постника перешла на подряд. Он работал как работал всегда. «Алтаец» был закреплен за ним. Со всеми навесными и прицепными орудиями и агрегатами это был маленький цех на полевой земле. «Его у меня никто не посмеет отобрать». Эта мысль вдруг подняла его настроение: он вот, поглядите, тоже хозяин. Хозяин трактора и другой техники. Ощущение, что он не один и что он не пустышка какая-нибудь, а имеет кое-что на своем горбу, — это ощущение хозяина, может быть, и было тем самым главным, что звало Ивана держаться за работу, дорожить ею сильнее, чем всем другим на свете. Да еще земля… Нет, не просто земля, а поле, и не просто поле, а поле, посеянное им, было тоже его, ведь это по его воле оно зазеленеет, потом зазолотится, и вот уже закачаются колосья, и каждый — это маленький-маленький складик зерна. Степан Постник, понятно, не мог знать о таких мыслях Ивана, замкнутого и неболтливого характером. Он видел лишь его работу и работой этой оставался доволен. А что происходит в душе тракториста, узнать кое-что об Иване ему надо было непременно. И не просто из-за любопытства. Бригада подготовила договоры с подрядчиком, то есть с цехом механизации. Бригадир взял для себя толковых ребят. Если судить по работе на весеннем севе, Иван также вполне подходил. И что было приятно еще, так это то, что Иван понимал землю. Не подчинился-таки, не сеял, пока не уверился, что почва прогрелась.

А как он ждал прорастания сорняков! Может, это случайно так получилось, что культивацию он начал, когда пробился на свет осот, а может, возня с трактором сама собой привела к этому, но сорняки он положил классно. Теперь они долго не опомнятся, а иные и приглохнут навсегда. Наконец-то сроки работ все больше определяют природные условия, сама земля. Не на календарь глядя, говорят: «Пора!», а на землю, на ее спелость. А потом опять же не на календарь: «К такому-то числу кончить с сорняками», а на то, поднялись ли они. И уборка не так, как прежде: «Начинаем всем районом…» Нет, начинать надо с поля, которое созрело. Степан про себя чуть-чуть гордился своей смелостью, что первым взялся за подряд, скорее всех увидев, что земля дается ему в хозяйствование, что о нем как о человеке будут судить не по тому, успел ли он уложиться в кем-то определенные сроки и оттого стал хорошим или плохим, а сколько зерна сдал в амбар. «Ах ты, черт возьми, подряд-то ведь спокон веку на Руси, а об нем почему-то запамятовали», — думал он, подходя к посевному агрегату и глядя на еще не засеянный загон. На глаз прикинул: еще ход туда и ход обратно. Иван притормозил было трактор, увидев Степана, но тот махнул ему:

— Валяй. На отсеве побалакаем.

— Ошибался я в тебе, извини, Иван. На Бахтина серчал. У нас ведь как? Кого взять из механизаторов, совет бригады решает. А тут Бахтин: «Возьми Венцова». — Постник сел на опрокинутое ведро, другое перевернул и поставил для Ивана. — Закуривай, — и подал ему «Шипку».

— Не откажусь. Вот мои, покрепче.

— Махорочные? Ты даешь!

— А что? В самый раз. Особенно некогда дергаться.

Степан пристально посмотрел на него из-под крутого лба своими серыми глазами с острыми темными точками зрачков. Бедовые глаза у Степана, решительные, так и колют, так и спрашивают. Крутолобое лицо обозначено резко, подчеркнуто крепким подбородком. Оно нравилось Ивану ясно выраженной волей. И еще вот эти веснушечки на носу, которые выдавали, что он еще мальчишка, пусть и агроном. «Может быть надежным товарищем», — подумал Иван, затягиваясь «Шипкой».

— Так вот, какое теперь у меня мнение? О тебе. Хорошее! Буду просить, чтобы Кравчуков оставил тебя в моей бригаде. — Степан вопросительно взглянул на Венцова. Иван недоуменно вскинул голову.

— Не понимаю. Если ты бригадир, то при чем тут Кравчуков?

— Чудак! Я — подрядчик, а ты берешь у меня субподряд. Понимаешь? Выполняешь все, что потребуется, от зимы до зимы, а состоишь на работе в цехе механизации. Ну а плату получишь по урожаю и по трудовому своему участию. С учетом качества и своевременности.

— Какая-то ерунда… А я думал, подряд — это хорошо. Так я теперь нанятой на твоей земле? Пришей-пристебай? А Кравчуков распевал: за землю, за урожай отвечаем… Обокрали меня!