Чаша Бланшара

Он застал Агнесс врасплох. Какое отношение это странное замечание имеет к их разговору? Или ему чудится какая-то новая опасность? Она смешалась и, надеясь, что не покраснела, ответила:

— Опасное? Мой муж? Но у меня нет мужа. Он умер.

Краем глаза Агнесс заметила, что Уильямс смотрит на письма на столе. Одно, написанное крупным, четким почерком, адресованное «моей дорогой детке» и подписанное «твоя любящая мама», лежало прямо перед ним. Она сразу почувствовала себя уязвимой, и это рассердило ее. Существование Питера было ее личным делом, она не собиралась говорить о нем с кем бы то ни было, тем более с почти незнакомым человеком. Ей нужно было положить книгу с рецептами на письма. Почему она не подумала об этом раньше?

— Если вы одна несете ответственность за своего сына, то тем более следует быть осторожной, — тихо сказал Томас Уильямс.

Агнесс сурово посмотрела на него. Она не собиралась его поощрять и потому не стала спрашивать, о какой опасности он говорит.

— Это мое личное дело, мистер Уильямс. Но уверяю вас, что благополучие моего сына для меня всегда на первом месте. Время уже позднее, полагаю, вам пора уходить.

ГЛАВА 19

На следующий день в одиннадцать часов Агнесс надела теплый шерстяной плащ и красивую бархатную шляпу (которую отдала ей Пэтси после долгих колебаний) и решительно направилась в сопровождении Филиппа вниз в Чипсайд. Оставив без внимания витрины галантерейных и ювелирных магазинов, лавок, где продавали ткани, она задержала взгляд только на витрине кондитерской, прежде чем свернуть направо на Томас-стрит и оттуда через Лондонский мост направиться к конторе Маркуса Питта.

Утро выдалось ясным и прохладным. Часть мостовой, куда еще не успело заглянуть солнце, была покрыта коркой льда, и вода в канаве, проложенной в центре улицы, наполовину замерзла. Недавно здесь прогнали стадо овец и проехали две повозки, запряженные волами, так что то там, то здесь возвышались напоминавшие костерки кучки свежего навоза, от которых поднимался пахучий пар. Этот земной запах смешивался с другими знакомыми ароматами — дымом из труб многочисленных пекарен на Бред-стрит, мятой и хмелем из пивоварни Барклая Перкинса, горелыми каштанами и, поверх всего, влажным гнилостным запахом реки, извивающейся между пирсами и складскими помещениями.

— Вам с Роуз нравилось гулять вместе? — спросила Агнесс как бы между прочим, когда Филипп задержался у витрины модного магазина, подмигивая нарядной продавщице.

Но Филипп слишком увлекся и не расслышал. Он принял красивую позу, положив руку на эфес своей шпаги.^[1] Девушка, ради которой он так старался, покраснела, но, тем не менее, продолжала поглядывать на флиртующего с ней высокого, хорошо сложенного молодого мужчину с приятной улыбкой. Рассерженная Агнесс повторила вопрос, незаметно толкнув Филиппа в бок. Шпага со звоном ударилась о стекло. Толчок подействовал на него быстрее, чем слова, и, оторвав взгляд от витрины, Филипп мило улыбнулся Агнесс:

— Простите, миссис Мидоус. Вы что-то сказали?

— Да, — ответила Агнесс, жестом приказав ему двигаться за собой, и пошла, постепенно ускоряя шаг.

Филипп, бросив печальный взгляд на витрину, поспешил за ней.

— Как часто вы с Роуз ходили на прогулки?

— Сначала раз или два в месяц, когда у нас совпадали выходные. Она любила развлекаться. Мы ходили на экскурсию в Воксхолл, были в театре «Ньюгейт», — рассказывал Филипп, когда остановившееся рядом ландо заставило их прижаться к дверям дома гробовщика.

Из ландо вышел джентльмен в сильно напудренном парике, одетый с франтоватой элегантностью, и, даже не извинившись, скрылся в кофейне. Филипп, крикнув ему вслед оскорбление, решительно повернулся в сторону кофейни. Но Агнесс, успев схватить его за руку, велела вести себя прилично в ее обществе.

— Роуз когда-нибудь рассказывала о семье или друзьях? — продолжила она, вернувшись к прерванному разговору.

— Никогда, — немного подумав, ответил Филипп. — Этой темы мы вообще не касались. Она могла решить, что у меня есть какие-то намерения. Я этого не хотел. Мне нравилось ее общество, но я любил бывать в обществе и других девушек. И я не мог на ней жениться, ведь тогда потерял бы свою работу, верно? Думаю, поэтому она быстро остыла.

Внезапно перед глазами Агнесс снова возникла картинка: Роуз и Филипп в кладовке. Он со спущенными штанами, мускулистые ягодицы выставлены напоказ, ее бледные бедра широко раздвинуты. Агнесс никак не могла понять, зачем Роуз так непристойно себя вела, если знала, что ни к чему серьезному это не приведет. Но Агнесс была слишком необразованна в вопросах физической любви, чтобы судить других, и чувствовала, что хочет знать больше.

— Значит, когда вы куда-то ходили, вы вели себя как спутники, не больше?

Филипп подмигнул:

— Смотря что понимать под спутниками. Я ее целовал и позволял себе кое-что большее, если она не возражала, и мы довольно неплохо развлекались. Учтите, дело тут не только во мне, она тоже была не против хорошо покувыркаться — во всяком случае, вначале. Не меньше, чем я.